1942-й — переломный. Борьба за стратегическую инициативу: нереализованные надежды (ч.3)

Операции 10, 16 и 61-й армий Западного фронта весьма показательны в плане критической оценки боевой эффективности крупных воинских объединений РККА на тот период. Они стали своеобразным экзаменом на способность не только обороняться, но и вести успешный наступательный бой. Насколько хорошо был сдан этот тяжелый предмет? Итоговый обзор штаба Жукова, подготовленный по горячим следам операций, показывает, что их непосредственные результаты были ничтожными, хотя общий вклад в дело ослабления вермахта может быть расценен как удовлетворительный. В чем тут дело? Прежде всего, необходимо учитывать силу врага и его замыслы в период после завершения Московской битвы. На этот счет в документах фронта Жукова имеется следующее замечание: «Противник чувствовал себя более уверенно», он «ликвидировал угрозу своему тылу» и занял «современную позиционную оборону». Закопавшись в землю, группа армий «Центр» весь май и июнь создавала различные заграждения, ДЗОТы, блиндажи, огневые точки. Важное дополнение делалось относительно общей стратегической ситуации, планов противника и реакции на них руководства РККА: «как выяснилось, — говорилось далее, — немцы начали свое „летнее“ наступление главными силами на юге, на Воронежском и Ростовском направлениях. Громадные потери в этом наступлении заставили немецкое командование попытаться стянуть на юг резервы за счет других направлений, в частности, Вяземского и Брянского. Этот маневр был нашим командованием своевременно разгадан и в момент ожесточенных боев на юге, войска Западного фронта перешли к активным действиям, целью которых было сковывание резервов противника и недопущение их переброски на юг»[32].

Для наступления был выбран участок левого крыла фронта, против которого, как отмечала разведка, «немцы к концу июня сосредоточили несколько танковых дивизий». Данные о противнике подтверждали, что он усиленно готовится к каким-то масштабным мероприятиям. Переброска 17-й и 4-й танковых дивизий из района Жиздры к юго-востоку — Орлу, могло иметь задачу как дальнейшего продвижения к Воронежу для поддержки германского наступления на юге России, так и организации внезапного броска на северо-восток. В случае успеха последнего группировка РККА в районе Сухиничей была бы отсечена, а немцы получили возможность быстро достигнуть окрестностей Москвы через Тулу и Калугу. Еще большее беспокойство вызывали сведения о подходе к Орлу оперативных резервов из глубины — «до 12 дивизий, из них 4 пехотные, 2 моторизованные и до 2-х танковых». Авиация противника в течение июня производила разведку, «как поля боя, так и тылов и коммуникаций до рубежа Калуга, Тула», прикрывала районы своих войск в направлении Рославль, Брянск, Орел. Наибольшая плотность вражеских сил отмечалась на Жиздренском (6 дивизий) и Болховском (4 дивизии) участках, за спиной которых располагались еще и корпусные резервы, включавшие танковые формирования (более 300 танков). Все указанные соединения пока активности не проявляли, но у советского командования был повод опасаться за основание своего глубокого выступа у Сухиничей. В целом, перед левым крылом объединения Жукова насчитывалось 14 пехотных, две танковые и одна моторизованная дивизии, то есть, более ⅓ всех дивизий врага, действующих перед ним (48 дивизий, из них в первой линии — 34 и в резерве — 14)[33]. Да и само начертание линии фронта давало противнику определенное преимущество.

К 1 июля 1942 г. В составе войск левого крыла Западного фронта появились новые крупные формирования, способные выполнять задачи «по обеспечению мощных контрударов в случае наступления немцев в северо-восточном и восточном направлениях» (1-й гв. кавалерийский, 10-й танковый и 9 гв. стрелковый корпуса). Штаб Жукова специально указывал, что плотность наших войск позволяла «не только обороняться, но и проводить частные наступательные операции на том или ином участке фронта». Укомплектованность частей достигала 75–80% по живой силе и технике (части РГК — практически в полном штатном составе). Пассивность врага, предопределяла и первую задачу операций — «вскрыть его группировку и цели действий на ближайшее время». Необходимо было не дать вермахту застать советские войска врасплох, сковав соединения вермахта боем. Командующий Западным фронтом, в соответствии с указаниями Ставки ВГК, приказал начать наступление 6 июля 1942 г. 10-й армии предстояло выполнить ограниченную задачу — овладеть западной частью Людиново, тогда как 16-й армии, усиленной 10-м ТК «окружить и уничтожить жиздринскую группировку противника, захватить его вооружение и боевую технику и к исходу 9 июля освободить Слободку и Дятьково». В 16-й армии генерала И. Х. Баграмяна для этого имелись солидные силы — 115 тыс. чел., более 700 орудий, почти 1,5 тыс. минометов, 369 танков (по другим данным — 384 танка, из них КВ — 46 ед. и Т-34 — 57 ед.)[34].

Расчет сил и средств, имевшийся до начала наступления, был в советскую пользу (особенно на главных участках). Так, в 16-й армии 2,5 тыс. нашим активным штыкам на один километр фронта противостояло 300 немецких штыков. Преимущество в танках было абсолютным. Но результаты операций все равно оказались мизерными. Прежде всего, не брались в расчет те германские силы, которые могли достигнуть передовой и усилить оборону в первые же часы наступления. Потенциал же соединений РККА, напротив, переоценивался. Как правило, в бою участвовало не более половины, а то и всего ⅓ из состава дивизии. Такие показатели не могли вполне гарантировать прорыва, тем более, что сами участки наступления были в наших армиях слишком широкими (в 16-й армии — 70 км), что рассредоточило имевшиеся войска.

Ранним утром 6 июля, после 30 минутной огневой обработки обороны врага, армии перешли в атаку. Но практически сразу встретили ожесточенное сопротивление. Продвинувшись всего на 200–400 метров, советские бойцы залегли. В 239-й стрелковой дивизии 10-й армии наступающие полки увязли уже в полосе прикрытия. ДЗОТы противника оказались не разрушенными. Углубившись в лесной массив, пехотинцы наткнулись на сильные заграждения, и вынуждены были нести большие потери от пулеметного и минометного огня и автоматчиков, засевших на деревьях. Вскоре немецкое командование организовало мощные контратаки, в результате которых все наступление фактически захлебнулось. Штаб 10-й армии особо указывал, что достигнуть прорыва не удалось не только из-за отсутствия резервов, но и слабой эффективности нашей артиллерии. «Опыт показал, — замечали штабисты, — что короткие, но сильные 30-минутные огневые налеты на опорные пункты с ДЗОТами, являются напрасной затратой снарядов… Пленные немцы про такой огонь говорят — «это приятный концерт». Стрельба, по существу, ведется по площади, когда немцы в это время сидят в ДЗОТах и убежищах». 10-я армия на следующий день возобновила атаки, но они привели лишь к новым потерям. За два дня боев они составили в 330, 239 и 323 дивизиях 271 чел. убитыми, 874 ранеными и 8 пропавшими без вести.

Перестроив боевые порядки, создав «блокировочные группы» для уничтожения ДЗОТов противника, а также выведя артиллерию на прямую наводку, армия попыталась в последующие несколько дней решить поставленные задачи. Но время было уже упущено, враг постоянно контратаковал, а его авиация господствовала в воздухе. Спешно создаваемые штурмовые и блокировочные группы не были заранее натренированы и сколочены для успешного прорыва, не умели быстро преодолевать минные поля. 12 июля в связи с бесперспективностью дальнейших атак, распоряжением Жукова операция была прекращена. 10-я армия, продвинувшись всего на 1–2 км, лишилась всего за неделю боев 2,5 тыс. военнослужащих убитыми, ранеными и пропавшими без вести[35].

В тот же день было свернуто и наступление 16-й армии, где в бой в первый же день операции были введены танковые бригады, а на второй — 10-й танковый корпус. Донесения с участка прорыва были отнюдь не радостными. Наши бронированные соединения сразу же понесли существенные потери и не продвинулись глубоко вперед. Причины были на поверхности: слабая подготовка танкистов, плохое управление на поле боя (на бригаду имелось всего по две радиостанции, установленные на танках), ожесточенные вражеские бомбежки и неумение вовремя рассредотачивать машины во время налетов. Иногда танки попросту сбивались с курса во время движения и тем самым исключались из сражения. Итогом наступления 16-й армии стало то, что она смогла продвинуться на несколько километров вперед, но жиздринская группировка противника разгромлена не была. Более того, после переброски в ее состав 19-й танковой дивизии вермахта, контратаковавшей наши бригады, она стала даже сильнее. За столь незначительный успех нами была заплачена высокая цена. 10-й танковый корпус потерял 82 танка, из них больше всего (38 ед.) легких Т-60, которые могли успешно сопровождать атаки пехоты лишь на слабую оборону противника. Имелись случаи, когда боевые машины 68-й тбр. открывали т.н. «дружественный огонь» по 192 тбр. только из-за того, что «наши экипажи не знали машин американских марок»[36]. Это вело к ненужным и тем более обидным жертвам. В целом, армия лишилась свыше 150 танков, причем «подбитыми и сожженными» всего — погибло 2900 бойцов и командиров и было ранено 11 900[37] .

Потери врага насчитывали, по советским данным, 7,5 тыс. солдат и офицеров, что, очевидно, является преувеличенной цифрой, судя по характеру боев и остающемуся сопротивлению немцев. К вышеперечисленным недочетам наших войск, приведшим к незначительным результатам операций и большим жертвам, штаб Западного фронта добавлял следующие: «Пехота, привыкшая длительное время „сидеть“ в окопах, неохотно покидала их и на открытой местности чувствовала себя неуверенно. Отсюда и все остальные отрицательные стороны боя: плохое взаимодействие с танками и артиллерией, не налаженное управление, отсутствие связи и взаимопомощи с соседями, недостаточная сколоченность… неудовлетворительная маскировка».

Но вряд ли наша многострадальная пехота заслужила таких оценок. Да, она была еще пока плохо обучена и не могла быстро прорвать сильно укрепленные рубежи противника. Но на это были объективные причины: огромные потери предыдущих месяцев и нехватка времени для полноценного обучения и тренировки частей и подразделений. В первой половине 1942 г. мы только приступали к разрешению сложнейшей комплексной проблемы ведения успешного наступления, которая включала в себя вопросы не только насыщения армии техникой и вооружением, но и организации взаимодействия родов войск. К тому же бойцы, которые вставали из окопов и шли в смертельную атаку, не могли отвечать за ошибки вышестоящих командиров, выбравших неверное направление удара, терявших управление или не обеспечивших прикрытие стрелковых подразделений авиацией. В этом отношении пехотинцы вермахта чувствовали себя намного уверенней. В воздухе постоянно висела германская авиация. Тогда как «отсутствие на поле боя нашей авиации, — отмечалось офицерами штаба Западного фронта, — дало возможность немцам бомбить боевые порядки наступающих войск».

Действительно, чтобы скинуть врага с хорошо насиженных позиций, как показал опыт июльских боев Западного фронта, необходимо было заняться серьезной подготовкой войск, начиная с самого низшего звена (отделение-взвод) до уровня штаба армии и фронта включительно. Полосы прорыва обороны делать более узкими, массировать силы и средства для выполнения главной задачи. Чтобы бойцы смелее шли в атаку, необходимо было обеспечить превосходство в воздухе и не просто насытить объединения самолетами, но и научить летчиков «разгадывать замыслы врага». Пока же наши истребители действовали тактически безграмотно — ввязывались в бои с истребителями противника и отвлекались от поля боя в сторону. Тем временем германские бомбардировщики получали полную свободу маневра.

Но потери наших армий в июльских боях оказались не напрасными. Во-первых, командование и рядовые солдаты учились воевать, большой кровью платя за каждую ошибку на уровне тактического, оперативного и стратегического руководства войсками Красной Армии. Во-вторых, фронту Жукова удалось добиться главного — не допустить намечавшейся переброски германских соединений на южное направление, туда, где разворачивались решающие сражения войны. По итогам боев советское командование отмечало, что немцам пришлось бросить против 16-й армии все резервы, «часть которых, как выяснилось, была предназначена к переброске в другие районы (19-я тд была спешно возвращена из-под Рославля, где она находилась в вагонах на пути в Смоленск)». Делался вывод: «Если учесть, что в июле немцы вели активные действия на юге Союза, станет очевидным, что привлечение резервов противника к фронту 16-й армии, являлось фактом, имеющим существенное значение»[38].

Другим «существенным» фактом стало вскрытие германской группировки на левом крыле Западного фронта, принуждение ее вступить в ожесточенные бои и, как следствие, ликвидация имевшихся у группы армий «Центр» перспектив подготовить удар на Москву через Калугу и Тулу. Активность советских армий вынуждала немцев вязнуть в локальных сражениях, которые хотя и не приносили успеха РККА, ни на йоту не приближали вермахт к победе.

Тяжелые бои на Западном направлении в начале июля 1942 г. стали всего лишь «каплями», упавшими в океан развернувшихся событий на советско-германском фронте. Но без них невозможно было добиться той критической массы советских военных усилий, которые в последующие месяцы опрокинули и подмяли под себя отлаженную машину вермахта.