1942-й — переломный. Борьба за стратегическую инициативу: нереализованные надежды (ч.5)

После того как немецким войскам удалось в середине июля вновь охватить часть сил на южном фланге советско-германского фронта, Ставка ВГК, наученная горьким опытом предыдущих неудач, приняла решение отвести свои войска на восток, не дожидаясь того, когда сделать это будет уже поздно. 28-я, 38-я, 9-я армии Юго-Западного фронтов, а также 37-я армия Южного фронта начали отступление в направлении большой излучины Дона. Управление и части Юго-Западного фронта устремились теперь непосредственно в район Сталинграда для развертывания на подступах к городу нового Сталинградского фронта.

Немецкому командованию не удалось провести полного охвата отступающих советских сил. Руководство Красной Армии делало выводы из недавних поражений. Несмотря на то, что отступление к Дону проходило по открытой местности, в условиях господства в воздухе германской авиации, катастрофы, подобной харьковской, не произошло, и гигантской ловушки удалось избежать. Даже тогда, когда немцам удавалось опережать советские части, выходить им в тыл, командиры Красной Армии не теряли самообладания и принимали все меры для прорыва вражеских заслонов. Часто успех сопутствовал тем советским соединениям, которые в определенный момент, по приказу своего командования, делились на ряд более мелких подразделений и прорывались на восток, забирая с собой лишь легкое оружие. Большинство советских частей сумели таким образом просочиться через германские порядки, оставляя командиров вермахта в недоумении: как и когда русские сумели выучиться эффективной тактике отступления?

Отсутствие быстрых и самое главное громких побед в излучине Дона раздражало Гитлера. Влекомый желанием покарать кого-нибудь за такое состояние дел, фюрер принял решение устранить фон Бока от командования группы армий «Б». 15 июля преемником пожилого фельдмаршала на этом посту стал генерал (с 1943 г. фельдмаршал) М. Вейхс. Задачей немецких войск на юге России Гитлер считал быстрейшее продвижение к Ростову, занятие переправ через Дон и выход к предгорьям Кавказа. Основная нагрузка в наступлении ложилась на группу «А», продвигающуюся по направлению к Северному Кавказу. Группа «Б» должна была прикрыть ее с севера и занять Сталинград.

К середине июля немецкое командование обнаружило для себя новую неприятность. Все разведданные говорили за то, что взять Сталинград сходу вряд ли удастся. Вокруг города еще с осени 1941 г. строились целых три оборонительных обвода. Сталинград являлся крупнейшим промышленным центром, в котором находились такие крупнейшие оборонные предприятия, как заводы «Судоверфь», «Красный Октябрь», Сталинградский тракторный завод. Из ворот последнего выходило к тому времени до 50 % всех танков Т-34. В городе производились пушки, мощные двигатели, стрелковое оружие и другая военная техника. Но самое главное, к июлю 1942 г. к западу от Сталинграда был создан новый фронт, готовый вести решительную оборону. По этой причине германское командование вынужденно перебросило на сталинградское направление дополнительные силы. В состав 6-й армии Паулюса влились шесть новых дивизий, снятые с кавказского направления, что, конечно, значительно усилило ее наступательную мощь.

Сама судьба толкала германский вермахт в сторону Сталинграда. Постепенно из города, лежащего на второстепенном направлении, он стал превращаться в центр всей кампании. Чем больше сюда перебрасывалось немецких сил, чем ожесточеннее шла борьба на подступах к Волге, тем значимей становилась победа какой-либо из сторон в этом гигантском сражении. Отметим также, что уже на первом оборонительном этапе Сталинградской битвы советское командование получило некоторое преимущество перед противником. Немецкие войска наносили удары по расходящимся направлениям: на Сталинград и на Кавказ (причем по мере развития наступления разрыв между ними увеличивался). Это ослабляло общую мощь германского удара на юге России, позволяло советскому командованию маневрировать резервами. Позднее это дало возможность облегчить задачу перехода в контрнаступление.

Однако во второй половине июля 1942 г. положение на сталинградском и ростовском направлениях продолжало складываться не в пользу советских войск. Ставка ВГК приказала командующему Южным фронтом Р. Я. Малиновскому отвести войска за Дон в его нижнем течении. 25 июля Ростов на Дону пал. Организовать здесь крепкую оборону и вернуть город советскому руководству не удалось. К западу от Сталинграда перебрасывались новые советские резервы. В состав Сталинградского фронта вошли 63-я, 62-я, 64-я армии — всего около 200 тыс. чел. Кроме того, из Юго-Западного фронта передавались 8-я воздушная и 21-я армии; в бой вводились две морские стрелковые бригады, курсанты военных училищ.

Общепринято, что бои на дальних подступах к Сталинграду начались 17 июля 1942 г. Однако особенностью сложившейся обстановки в большой излучине Дона в то время было отсутствие соприкосновения между советскими и германскими войсками. Первой начала выдвижение вперед навстречу 6-й армии Паулюса 62-я советская армия генерала В. Я. Колпакчи. Ее передовые подразделения завязали бой с немцами у хутора Морозов уже 16 июля. На следующий день в бой стали вступать основные силы армии[50].

Передовые отряды советских 62-й и 64-й армий, мужественно обороняясь, сдерживали противника несколько дней на рубеже рек Чир и Цимла. Все это время в тылу фронта шло усовершенствование защитных рубежей. К сожалению, первые же столкновения с врагом принесли нашим войскам серьезные потери. Одно из самых многочисленных объединений вермахта, 6-я армия Паулюса, быстрыми темпами подходило к Дону с запада. Она имела две ударные группировки: северную (14-й танковый и 8-й армейский корпуса) и южную (51-й армейский и 24-й танковый корпуса).

Сталинградский фронт к 17 июля занял оборону по левому берегу р. Дон до Серафимовича и Клетской, и далее на юг в излучине Дона — до Верхнекурмоярской. От Верхнекурмоярской до Таганрогского залива развернулся Южный фронт. При отступлении Южный фронт понес трудно восполнимые потери. В четырех его армиях осталось лишь немногим больше ста тысяч человек. Чтобы укрепить руководство войсками на северокавказском направлении, Ставка расформировала Южный фронт, а все его оставшиеся войска передала в состав Северо-Кавказского фронта, командующим которым был назначен Маршал Советского Союза С. М. Буденный. 37-я и 12-я армии Северо-Кавказского фронта получили задачу прикрывать ставропольское направление, а 18, 56-я и 47-я армии — краснодарское[51].

23 июля командование Сталинградским фронтом принял на себя В. Н. Гордов, тогда как С. К. Тимошенко был отозван в распоряжении Ставки. Тогда же в район Сталинграда для координации действий войск прибыл начальник Генштаба РККА А. М. Василевский. Очевидно, что Сталин не забыл провала Тимошенко под Харьковом и окружения под Миллерово. До назначения в октябре 1942 года командующим Северо-Западным фронтом он практически оставался не у дел, выполняя отдельные поручения Верховного. Сталин, вызывая его в Москву, бросил всего лишь несколько фраз, мол, маршал устал и ему надо отдохнуть. Тимошенко, конечно, нес полную ответственность за предыдущие неудачи, но справедливости ради отметим, что ее в равной мере разделяет и Ставка, допустившая неверную оценку ситуации весной — в начале лета 1942 г. Тимошенко обладал твердой волей и большим полководческим талантом. Современные историки оценивают его руководство войсками достаточно высоко, указывая, что в нем выделялись «стремление к всестороннему охвату событий во всей их сложности и взаимосвязи, к высокой активности ведения боевых действий, основываясь на основополагающих принципах советского военного искусства, сильная воля, целеустремленность, умение смело брать на себя ответственность за принципиально новые решения, суровая каждодневная требовательность, оптимизм, глубокая идейная убежденность в правоте дела, за которое вел борьбу советский народ»[52].

23 июля противник нанес удар по главным силам 62-й и 64-й армий. Наступая на Клетскую, северная ударная группа 6-й армии смяла оборону 62-й армии на правом фланге, имевшую здесь самую низкую плотность. Главный удар противника ожидался на другом — левом фланге, выводившем кратчайшим путем к Сталинграду. Это был просчет советского командования, вызванный, прежде всего, отсутствием полных разведданных о силах и намерениях противника. Обходя фланги советских войск, части вермахта пытались окружить их в большой излучине Дона, выйти в район Калача и быстро прорваться к Сталинграду. В тот же день появилась директива №45 верховного командования вермахта о продолжении операции «Брауншвейг» (так с 30 июня стала называться операция «Блау»). Группе «Б» теперь, после выполнения первой задачи наступления, ставилась задача уничтожить противника на пути к Сталинграду, перерезать перешеек между Доном и Волгой и парализовать движение по реке[53].

Вскоре две стрелковые дивизии и ряд других советских частей оказались в окружении. Угроза капкана продолжала оставаться для всей 62-й армии Сталинградского фронта. Лишь спешный ввод в бой бригады тяжелых танков КВ и контрудар 13-го танкового корпуса с юга предотвратил быстрый выход врага в тыл основным силам 62-й армии. Тем временем части 64-й армии, отступая под натиском южной группировки 6-й немецкой армии, вынуждены были отойти за р. Дон.

Советское командование сознавало, что предпринятых контрмер совершенно недостаточно для того, чтобы отразить удар мощной группировки противника. Тогда Сталин обратился к плану ускоренного формирования и сосредоточения 1-й и 4-й танковых армий (командующие генералы К. С. Москаленко и В. Д. Крюченкин) за счет подходящих резервов. Им ставилась цель — наступление по сходящимся направлениям на верхнебузиновскую группировку врага (14-й танковый корпус 6-й армии). Как вспоминал маршал Василевский: это была «единственная возможность ликвидировать угрозу окружения 62-й армии и захвата противником переправ через Дон…»[54].

Уже 26–29 июля перешли в наступление танковые корпуса 4-й танковой армии, а 30 июля часть сил 1-й танковой армии. Но контрудар против группировки Паулюса не достиг своей цели. Соединения вводились в бой разрозненно. В 22-м танковом корпусе из 175 танков к 1 августа осталось всего 56 машин[55]. Всего за несколько дней советские войска потеряли в большой излучине Дона до 450 танков, в том числе 1-я и 4-я танковые армии до 300. В результате Сталинградский фронт лишился своего «бронированного кулака» и вынужден был снова отступать. Части 62-й армии вскоре оказались в мешке и вынуждены были прорваться из него с большими потерями. Тем не менее, врагу пришлось на некоторое время задержать дальнейшее продвижение вперед своих передовых корпусов и дожидаться резервов. Маршал Г. К. Жуков замечал по этому поводу: «…Конечно, ввод в бой частей, находящихся в стадии формирования, нельзя признать правильным, но иного выхода в то время у Ставки не было, так как пути на Сталинград прикрывались слабо»[56].

Беспристрастный анализ тех событий показывает, что «иной» путь все же был возможен. При более тщательной подготовке танкового наступления, внимательном отношении к тактике ведения боя механизированных соединений советские войска могли уже тогда — в июле 1942 г. — переломить ход сражения и нанести крупное поражения наступающим колоннам 6-й армии вермахта. Всего этого не случилось, и бронированные силы были растрачены впустую. У высшего командования Красной Армии пока просто не хватало умения руководить возросшими массами танковых соединений.

Другая причина коренится в общей стратегии выбранной советским верховным командованием на 1942 г. Увлекшись наступательными действиями в конце весны, Ставка предопределила многие свои поражения. Последующие события, когда враг уже овладел стратегической инициативой, заставляли Верховного, Генштаб и командующих фронтами лишь реагировать с большим или меньшим успехом на складывающуюся обстановку. Плохо подготовленные контрудары вели к большим потерям, но относились к разряду неизбежных, когда на кону стояло удержание жизненно важных центров России.

Недооценка стратегической обороны, поспешная подготовка наступательных операций по-прежнему, присутствовали в высшем звене руководства РККА. Как-то после войны, вспоминая уроки своих поражений, С. К. Тимошенко вопрошал Г. К. Жукова: «До сих пор не могу понять, почему же мы в 1942-м не решились перейти к обороне, как это потом сделали под Курском в 1943-м?». Жуков после тяжелого вздоха ответил: «Нужны были накопленные за два года войны горький опыт, мужество и стратегическая мудрость, чтобы созреть до таких решений»[57].

Следует также подчеркнуть, что сильными сторонами противника, наряду с превосходством в воздухе и умелым использованием танковых соединений, оставалось хорошо налаженная связь. Она во многом обеспечивала на данном этапе четкое взаимодействие войск на поле боя. Немцы в полную силу использовали радиосвязь, тогда как в наших частях преобладала проводная, которая часто рвалась. Приходилось использовать посыльных, которые приносили приказы часто уже тогда, когда обстановка кардинально менялась и требовала новых решений. Но и в действиях частей вермахта стал присутствовать шаблон. Размеренно, исходя из устоявшейся программы, за авиацией в бой вступали танки, за ними — пехота. Герой Сталинграда В. И. Чуйков замечал также, что немецкие танки не шли в наступление без поддержки пехоты и авиации. Он старался учиться на своих и чужих ошибках, наблюдать за действиями противника, изучать его слабые места, не подставляя своих, воевать «с открытыми глазами»[58]. Сметливые советские генералы уже тогда старались действовать на опережение противника, например, обрушивать на врага огневой вал артиллерии еще до перехода в атаку его бронетехники и пехоты.

Действительно, горькие уроки поражений не пропадали даром: именно тогда в Генштабе РККА, в оперативных управлениях советских фронтов многие военачальники стали осознавать непреложную истину — для того чтобы разбить врага, нанести ему сокрушающее поражение, необходима тщательная и всесторонняя подготовка, организация полнокровных резервов, отработка взаимодействия на всех уровнях фронтового и армейского командования.

Но пока положение на сталинградском направлении продолжалось ухудшаться. Фронт практически лишился своих наступательных возможностей, а оборона во многом была дезорганизована. Нужны были новые резервы. Кроме того, в конце июля 1942 г. последовали кадровые решения. Генерала Колпакчи на месте командующего 62-й армией сменил А. И. Лопатин, а в командование 64-й армией вместо В. И. Чуйкова вступил генерал М. С. Шумилов. Чуйков был послан на ее южный фланг для выяснения обстановки и принятия мер по усилению обороны. Прибыв на место, он подчинил себе все имевшиеся там силы. С 10 сентября генерал-лейтенант В. И. Чуйков был назначен командующим 62-й армией.

К юго-западу от театра сражений за Сталинград обстановка также складывалась драматически. В конце июля 1942 г., захватив Ростов-на-Дону, немцам удалось быстро форсировать Дон в его нижнем течении. Танковые и моторизованные колонны фельдмаршала Листа неудержимым потоком двинулись по просторам Кубани. Танкисты 1-й танковой группы Клейста давили своими гусеницами богатейший урожай пшеницы, который был выращен, но так и не собран. Красная Армия лишилась не только многих тысяч тонн хлеба. Под германской оккупацией вскоре оказались крупные нефтяные месторождения в районе Майкопа. Лишь благодаря оперативным действиям спецорганов их удалось взорвать перед самым приходом гитлеровских войск. Отступать дальше теперь означало подорвать жизненные силы государства, лишиться сырья, которое позволяло вести войну. Под пятой оккупантов уже находилась огромная территория, миллионы советских солдат томились во вражеских лагерях. Правдой являлось и то, что десятки тысяч военнослужащих Красной Армии и гражданских лиц согласились (одни добровольно, другие из-за невыносимых условий плена и оккупации) сотрудничать с врагом. В одном только тыловом районе 6-й армии Паулюса во время ее наступления на Сталинград находилось до 50 тыс. советских военнопленных, так называемых хиви — «добровольных помощников», обеспечивавших снабжение боевых германских частей. Над страной вновь, как и осенью 1941 г., нависла смертельная опасность.

28 июля 1942 г. появился приказ Народного комиссара обороны № 227, подписанный лично Сталиным (известный также под названием «Ни шагу назад!»). Суровыми мерами предусматривалось навести порядок в войсках, укрепить их дисциплину, пресечь сдачу в плен к противнику. Без распоряжения сверху запрещалось оставлять занимаемые позиции. Заградительные отряды обязаны были расстреливать отступающих дезертиров, паникеров и трусов. Для нарушителей воинской дисциплины, бойцов и командиров, совершивших различные проступки, предусматривалось наказание в виде штрафных рот и батальонов. Документ зачитывался перед строем во всех подразделениях Красной Армии и Военно-морского флота.

Приказ стал одним из самых жестких нормативно-правовых актов Второй мировой войны. Несмотря на то, что в наши дни он подвергается ожесточенной критике, его необходимость в тех условиях казалась очевидной. Можно сказать, что приказ произвел перелом в моральном настрое многих солдат и офицеров. Он мало кого удивил, — нечто подобного давно ожидали. В преамбуле документа говорилось о главном, о чем необходимо было помнить ежесекундно: потере громадной территории, миллионов людей, важнейших ресурсов, хлеба, то есть, жизненных сил страны, без которых невозможно ее существование. Отступать дальше означало либо погибнуть, либо сдастся на милость победителя. Для защитников Сталинграда ответ на приказ был однозначный: «За Волгой земли нет!»

В то время свой выбор должен был сделать каждый человек, будь то командир или рядовой боец. Но сегодня нам важно знать, не только о том, какое моральное воздействие оказал приказ № 227 на бойцов Красной Армии. Необходима правдивая картина той ситуации, которая складывалась на передовой после введения в жизнь мероприятий, предусмотренных документом. Очевидно, что вокруг заградотрядов и штрафных подразделений за последнее время сложилась целая сага, претендующая на роль доминанты, открывающей глаза современному поколению на истинный ход войны. Десятки статей, книг, документальных и художественных фильмов рассказывают нам о том, как отряды «энкэвэдэшников» стреляли в спину простым солдатам — безвинным жертвам тоталитаризма, а штрафные роты заваливали своими телами немецкие пулеметы в отчаянных и, в целом, напрасных атаках. Еще немного красок и «свидетельств» и такая сага, в которой жестокая реальность смешивается с мифами и откровенной ложью станет истиной в последней инстанции. Нас подведут к мысли о том, что вся война шла из-за страха, а героями были лишь те, кто боролся против бесчеловечного режима.

Разные события войны нельзя вписать в лубочный рассказ о победе, ради которой отдали жизни миллионы людей. На фронте было все — включая самое мерзкое и отвратительное. Но непреложным фактом является то, что низкое не затмило высокое, а предательство не вытравило героизм. Знание архивных документов и их тщательный анализ помогает нам разобраться в темных и светлых сторонах войны, и, в том числе, дать выдержанное заключение об исполнении приказа № 227. Следует сразу отметить, что заградительные отряды начали у нас создаваться еще с лета 1941 г., в частности на фронте генерала Еременко. Тогда они выполняли, в основном, функции сбора отставших военнослужащих и перенаправления их на фронт или в спецорганы. Как известно, текст приказа от 28 июля 1942 г. зачитывался на всех фронтах, включая те, которые вели бои на центральном участке. Здесь возможно было провести мероприятия, предусмотренные в документе, в более спокойной обстановке, чем на сталинградском направлении. В докладной записке полкового комиссара Горбушина военному комиссару штаба Западного фронта говорилось, что с начала августа им была проведена работа по созданию заградотрядов и штрафной роты в 16-й армии. Три заградотряда были созданы, соответственно, к 5, 10 и 13 августа. Их комплектование, равно как и назначение командного состава в штрафное подразделение происходило, как отмечалось, «за счет лучших людей, имеющихся в составе армии». Туда направлялись рядовые, младшие командиры и политработники не раз побывавшие в боях, имевшие ранения, прошедшие боевую школу. И, напротив, исключались те, кто был ранее судим, попадал в окружение, имел родственников на оккупированной территории, или просто солдаты старших возрастов. Формированием отрядов и тщательным отбором личного состава занимался отдел укомплектования армии на базе запасного полка с участием командира, комиссара и начальника особого отдела. Причем из 2 тыс. человек было, в конце концов, отобрано всего 600 солдат. Другими словами, штрафные подразделения создавались из обычных фронтовиков — строевых красноармейцев и командиров, а отнюдь не военнослужащих НКВД. (Как не редко показывается в современных фильмах о войне. — М. М.). Однако заградотряды входили в подчинение особых отделов НКВД армий. Их вооружение, хотя и исключительно стрелковое, было, тем не менее, весьма внушительным: винтовки, автоматы ППШ, ручные пулеметы, 50 мм минометы и пулеметы «Максим» (по два на отряд). Первое время заградотряды стояли не в тылу «малоустойчивых» дивизий, а на отдельных участках, в которые входило по 2–3 соединения. Занимая, в основном, перекрестки дорог, они «выполняли функции, по существу, заградотрядов дивизий, существовавших до приказа № 227». «Это в лучшем случае, — отмечали военкомы соединений, — а в худшем превращались в контрольно-пропускные пункты НКВД». Необходимые коррективы в работу специальных подразделений вскоре были внесены, что дало политуправлению армии сделать следующее заключение: «В настоящее время заградительным отрядам отводится участок в тылу малоустойчивой дивизии или бригады, с которыми отряды имеют непосредственную связь и действуют совместно с командиром соединения»[59].

Конечно, не все директивы по укомплектованию заградотрядов и штрафных подразделений исполнялись четко в срок. Нередко командование объединений подходило к этому вопросу халатно, спустя рукава, что вело не к повышению, а, наоборот, снижению боеспособности частей. В 16-й армии, например, одним из главных проколов стало незнание заградотрядами перегруппировки собственных «подопечных» соединений. Это приводило к тому, как указывалось в документах, «что часть, производя перегруппировку, и ее подразделения должны проходить через участок заградотряда, который, не зная, что подразделение выполняет боевую задачу, останавливает его, тем самым замедляя выполнение боевого приказа. Кроме того, такая система может привести к ненужным жертвам, так как заградотряд может в таких случаях без предупреждения открывать огонь по отходящим частям»[60]. Сколько таких «ненужных жертв» было в полосе Западного фронта документы не раскрывают, как не найдено пока информации о точном количестве случаев, когда заградотряды открывали немедленный огонь на поражение по солдатам, покинувших поле боя без приказа и бегущих в тыл.

О том, что практика действий заградительных подразделений включала в себя самые жесткие меры к паникерам, трусам и дезертирам сегодня хорошо известно. Всего, по состоянию на 15 октября 1942 года в Красной Армии было сформировано 193 заградительных отряда. Детали, отражающие их работу, весьма показательны. Так, в справке, направленной в Управление особыми отделами НКВД СССР (не ранее 15 октября 1942 г.) говорится, что всего заградотрядами с начала их формирования (с 1 августа по 1 октября 1942 г.) было задержано 140 755 военнослужащих, сбежавших с передовой линии фронта. Из числа задержанных: арестовано 3980 человек; расстреляно 1189 человек; направлено в штрафные роты 2776 человек; направлено в штрафные батальоны 185 человек; возвращено в свои части и на пересылочные пункты 131 094 человека.

Пристального внимания требуют документы фронтов, оборонявших летом-осенью сталинградское и кавказское направления, находившихся на самых сложных участках и не раз попадавших в критическое положение. Из всех советских заградотрядов особым отделам Сталинградского фронта подчинялось — 16, а Донского фронта — 25. На этих фронтах за период с 1 августа по 1 октября 1942 г. было произведено наибольшее число задержаний, арестов и расстрелов во всей Действующей армии. Так, по Донскому фронту задержано 36 109 человек, арестовано 736 человек, расстреляно 433 человека, направлено в штрафные роты 1056 человек, направлено в штрафные батальоны 33 человека, возвращено в свои части и на пересыльные пункты 32 933 человека.

По Сталинградскому фронту задержано 15 649 человек, арестовано 244 человека, расстреляно 278 человек, направлено в штрафные роты 218 человек, направлено в штрафные батальоны 42 человека, возвращено в свои части и на пересыльные пункты 14 833 человека[61].

Эти цифры отражают ситуацию в самые трагические месяцы советского отступления к Волге и предгорьям Кавказа. В целом, работа заградотрядов высшим командованием была признана необходимой и оценена с положительной стороны. В документах особых отделов не говорится о расстреле бегущих солдат, хотя отмечаются случаи «решительных мер» для приостановки отходящих в беспорядке военнослужащих, открытия огня «над головами отступающих», как это было на участке 396-го и 472-го стрелковых полков 399-й стрелковой дивизии 62-й армии 14 сентября 1942 г. Тогда, действием заградотряда бегущий личный состав был остановлен и «через два часа полки заняли прежние рубежи своей обороны». Но в боевых сводках не раз упоминается и о том, что отряды, призванные не допустить паники, нередко сами вступали в бой с врагом, занимали передовые позиции и несли существенные потери[62].

Заградотряды находились, как правило, в удалении от передовой. По мере продолжения войны и роста боевой устойчивости частей, командование ставило перед ними задачи охраны тыла от диверсантов, уничтожения вражеских десантов, задержания дезертиров. Уже в ходе наступательных операций 1943–1944 гг. они следили за порядком на переправах и направляли отбившихся от своих подразделений солдат на сборные пункты. Осенью 1944 г. заградительные отряды, как подразделения, в которых была утрачена непосредственная необходимость, и использующиеся главным образом не по назначению, были упразднены.

Но летом 1942 г. никакие меры, которые могли бы предотвратить дальнейшее отступление Красной Армии, ликвидировать смертельную опасность стране не могли считаться советским верховным командованием излишне суровыми. Любой либерализм в этом деле, по мнению Сталина и лиц, отвечавших за проведение в жизнь приказа №227, необходимо было искоренить в зародыше. В своей директиве № 9 начальник Главного политического управления Красной Армии А. С. Щербаков констатировал, что некоторые члены Военных советов и политорганы не понимают «военную и политическую значимость приказа Народного комиссара обороны №227 и ограничились формальным зачтением его личному составу». Вся работа сведена «к очередной кампании». «Создание заградотрядов и подбор командно-политического состава для штрафных батальонов и рот нередко передоверили второстепенным лицам, а политорганы не оказывают командованию должной помощи. В заградотряды нередко направляются плохо обученные и недисциплинированные красноармейцы, не знающие русского языка и не участвовавшие в боях. Отдельные члены военных советов и начальники политорганов, по-прежнему, либеральничают с трусами, паникерами и нарушителями воинского долга». Щербаков предупреждал: «Они, видимо, не понимают, что выполнение приказа товарища Сталина немыслимо без острой борьбы против элементов, сопротивляющихся наведению порядка и дисциплины в армии. Есть такие комиссары и командиры, которые мирятся с настроениями благодушия и успокоенности… Вместо того, чтобы решительно вытравить эти опасные явления, они фактически поощряют вредную болтовню о том, что приказ относится, главным образом, к частям, ведущим активные боевые действия… Многие военкомы и политработники, очевидно, не поняли, что приказ товарища Сталина является основным военно-политическим документом, определяющим боевые задачи всей Красной Армии и содержание партийно-политической работы на ближайший период войны». Главпур РККА «предлагал» решительно покончить с кампанейщиной, требовать решительного исполнения приказа, воспитывать мужество и доблесть красноармейцев на героических примерах своих товарищей, разъяснять, что «теперь военное и внешнеполитическое положение нашей Родины в большой мере зависит от выполнения каждым бойцом, командиром и политработником своего долга…»[63].

Выполнение указаний Сталина предусматривало и скорейшее введение в бой штрафных подразделений, которые на многих фронтах в середине августа только начинали создаваться. Например, в 16-й армии Западного фронта штрафная рота к тому времени уже была укомплектована постоянными кадрами командного и политического состава. Тогда как «переменный состав» — то есть, солдаты, «проявившие во время боя с врагом трусость и паникерство» — только начал поступать. Из дивизий, бригад и корпусов армии к 19 августа было прислано всего 30 человек. Тем не менее, ожидалось, что уже 22 или 23 августа штрафная рота получит первое боевое задание[64].

Таким образом, для особых отделов и политорганов Действующей армии было еще большое поле деятельности по созданию штрафных подразделений, призванных стать местом отбытия наказания для лиц, проявивших трусость или осужденных за другие преступления. Штрафные роты и батальоны внесли свой собственный — оплаченный большой кровью — вклад в оборону города на Волге. Они также, по праву, разделяют честь достижения нашей армией перелома в войне. Честь, которую они оправдали в отчаянных и гибельных контратаках на врага, удержании до последней капли крови вверенных позиций. Возможность «искупить» свою вину кровью имелась на всех фронтах, и, конечно же, на тех, которые в тот период вели ожесточенные бои в излучине Дона и на подступах к Кавказу.

В начале августа 1942 г. противник продолжал наращивать свои усилия на сталинградском направлении и продвигаться к предгорьям Кавказского хребта. Новые попытки советских контрударов не увенчались успехом. Более того, в начале августа немецким войскам удалось отрезать от своих тыловых коммуникаций на восточном берегу Дона ряд крупных советских соединений. Им пришлось с боем переправляться на левый берег реки, теряя людей и технику. Большинство советских частей сражались в большой излучине Дона геройски. Они заставили врага снизить темпы наступления. Однако инициатива все еще оставалась у германского командования.

Генерал Паулюс требовал подкрепления своим войскам, в которых появились признаки усталости. Необходимо было позаботиться и о флангах ударной группировки. Гитлер откликнулся на его просьбу. В полосу 6-й армии были направлены итальянские части (8-я итальянская армия), а впоследствии еще и румынские соединения. Дополнительно Паулюсу передавались и чисто германские соединения — один армейский корпус и танковая дивизия. 6-й армии предстояло завершить разгром советской 62-й армии и захватить Сталинград.

После подхода резервов Паулюс принял решение окружить 62-ю советскую армию, нанеся удар по сходящимся направлениям своими танковыми и армейскими корпусами. Начавшееся 7 августа наступление, казалось, полностью достигло цели. Соединившись в районе Калача, немцы смогли отрезать на западном берегу Дона до 30 тыс. советских военнослужащих. После этого часть сил 6-й армии нанесла удар на север — против плацдарма советских войск на ее левом фланге. Передав этот участок 8-й итальянской армии Паулюс устремился к переправам через Дон. Ставке ВГК пришлось спешно бросать в бой в малой излучине Дона прибывшую из резерва 1-ю гвардейскую армию. Ее отчаянные атаки и мужественное сопротивление окруженных советских частей, прорывавшихся на восток, задержало дальнейшее безостановочное германское продвижение[65].

Гитлер видел, что бои в районе излучины Дона приобретают все более напряженный характер. Ему необходим был быстрый и решительный успех, который пока не удавался. В это время фюрер принял решение повернуть часть сил 4-й танковой армии генерала Гота с кавказского направления на Сталинград — армия передавалась из группы «А» в группу «Б». Ей предстояло теперь сокрушить советскую оборону на южных подступах к городу. Поистине Сталинград как магнит притягивал к себе немецкие войска. Начальник штаба оперативного руководства ОКВ генерал А. Йодль заявил: «Судьба Кавказа будет решена под Сталинградом». 4-я танковая армия действовала на стыке советских фронтов (Сталинградского и Северо-Кавказского), отступавших по расходящимся направлениям. Это предопределило быстрый успех объединения Гота, продвинувшегося по степи за несколько дней около 150 км и преодолев Сталинградский обвод. Выход немецких войск к станции Абганерово (30 км к югу от Сталинграда) чрезвычайно обеспокоил Ставку ВГК. Сюда перебрасывались новые резервы, которые, однако, вступали в бой разрозненно и несли большие потери. Тем не менее, германскому командованию пришлось на несколько недель задержаться у Абганерово, отбивая отчаянные советские атаки.

Советское командование продолжало наращивать свои оборонительные силы. Под Сталинград прибывали дивизии с Дальнего Востока и Забайкалья. 7 августа из состава Сталинградского фронта был выделен новый фронт — Юго-Восточный под командованием генерала А. И. Еременко (64-я, 57-я и 51-я армии). Отметим, что его действия были довольно успешными. Немцам так и не удалось сокрушить оборонительный участок этого фронта южнее Сталинграда, хотя именно здесь наступали танки Гота, переброшенные с кавказского направления. Начальник Генштаба сухопутных войск Германии Ф. Гальдер отмечал, что войска 4-й танковой армии наткнулись тогда на мощную оборонительную позицию противника[66].

Фронтовые документы показывают, в каком крайне тяжелом положение находились тогда войска, оборонявшие сталинградское направление, насколько напряженной была обстановка с управлением объединений, подвергавшихся беспрестанным ударам врага. В ночь на 7 августа генерал Еременко был вызван по прямому проводу Ставкой ВГК. Накануне он сообщил в Москву, что из-за отсутствия средств связи и офицеров управления, он не в состоянии немедленно взять под свое начало вновь образуемый Юго-Восточный фронт (находящийся в полосе прямого продвижения немцев к Сталинграду). Генерал просил дать ему хотя бы один-два дня для устройства всего дела. Находившийся на другом конце провода начальник Генштаба КА генерал А. М. Василевский был сух и категоричен. За его словами стояло жесткое требование Верховного: «Товарищ Сталин приказал Вам вступить в командование Юго-Восточного фронта не позднее вечера 7 августа. Директива на этот счет сейчас передается. Вот все, что приказано передать Вам». Еременко пытался возражать, еще раз доложить Сталину о ситуации, говоря, что и «сам рад скорее это сделать… Прошу хотя бы мне дали вступить с 8 августа днем или вечером, иначе просто невозможно управлять в такой сложный период, какой создается на юге Сталинграда». Василевский остался неумолим: «Я передал Вам категорические указания тов. Сталина, которые вызваны исключительно тяжелой обстановкой, которая сложилась под Сталинградом. В качестве управления надо использовать управление 1-й танковой армии, ее средства связи, прибывший и прибывающий к Вам комсостав… Необходимо принять от Сталинградского фронта полностью развернутую сеть связи по всем принимаемым от них войскам. Приказ Ставки, как Вам известно, я отменить не могу, передокладывать бесполезно, так как обстановка требует, чтобы Вы немедленно вступили в командование своими войсками». Еременко согласился с тем, что надо скорее брать в свои руки войска и пояснял, что он уже включился в работу и, в целом, активно помогает генералу Гордову и члену Военного совета фронта Хрущеву в том, «чтобы не допустить противника к Сталинграду и разбить его на линии укрепления»[67].

Ставка вынуждена была на ходу импровизировать, принимать решения, которые вносили элементы дополнительного напряжения и нервозности в действиях генералов на поле боя. Чехарда в названиях фронтов, изменения в их командовании, задачах и ответственности, конечно, представлялась обузой для управления войсками и при иной ситуации была бы справедливо осуждаема. Но тогда, в августе 1942 г., все было подчинено суровой необходимости парировать смертельную опасность быстрого падения Сталинграда. Любые доступные силы перебрасывались, перенацеливались и переподчинялись исходя из этой главной задачи. Удары по развернутым порядкам врага наносились по мере подхода сколько-нибудь значительных сил из глубины. 9 августа Василевский вновь вызвал к прямому проводу Еременко и сообщил ему следующую новость: «Тов. Сталин считает целесообразным и своевременным объединить вопросы обороны Сталинграда в одних руках, а для этой цели подчинить Вам Сталинградский фронт, оставив Вас по совместительству в то же время и командующим Юго-Восточным фронтом…». Далее следовал вопрос: «каковы будут Ваши соображения?» Ответ Еременко был более чем положительным: «Мудрее товарища Сталина не скажешь. И считаю совершенно правильно и своевременно». Он также согласился на назначение к нему заместителем генерала Ф. И. Голикова, вместо которого на 1-ю гвардейскую армию вставал генерал К. С. Москаленко — все «достойные командиры»[68].

Ближайшей задачей Юго-Восточного фронта Еременко посчитал ликвидировать опасное продвижение противника к южным подступам Сталинграда. Он докладывал также о том, что его войска весь день 9 августа сдерживали атаки врага и наносили контрудары. Несмотря на то, что линии связи постоянно нарушались из-за бомбежки люфтваффе, он получил известия о неплохих результатах боев к юго-западу от города, об отличных действиях дивизионов «катюш», «наделавших делов» в районе Абганерово, где вся «прилегающая местность горит». Несмотря на то, что противник, по его словам, «получил хороший урок в трехдневных сражениях», он продолжал подводить к этому участку свежие соединения. Разведка засекла колонны из 70 танков и 250 автомашин[69].

На следующий день Еременко получил очередное указание Ставки, которое сдерживало его наступательный порыв: «Тов. Сталин приказал, — сообщалось из Москвы, — чтобы Вы особенно наступлением на юг не увлекались, а поставили бы перед собой задачу, во что бы то ни стало восстановить оборону по южному фасу Сталинградского обвода (тянувшимся от оз. Цаца, далее через Абганерово, р. Мышкова до Логовский. — М. М.) и отбросить противника километров на 10–20, создать предполье для усиления этой обороны. За счет отказа от наступления, выделить часть сил для усиления запада и северо-запада (район Калач на Дону, Песковатка, Ветрячий. — М. М.) с тем, чтобы во что бы то ни стало удержать плацдарм на западном берегу Дона и не допустить противника с этих направлений к Сталинграду»[70].

Однако Еременко не смог выполнить строжайшие распоряжения Москвы и удержаться на линии Дона. Западное и северо-западное направление к Сталинграду сделалось через несколько дней наиболее угрожаемым. Советские войска в тот период вчистую проигрывали в скорости маневра немецкому командованию, которое, к тому же по максимуму использовало условия открытой местности. Новый немецкий бросок к Волге последовал 15–16 августа. 6-й армии Паулюса удалось значительно продвинуться вперед, расчленив советскую группировку на две части. Германские войска захватили важные плацдармы на восточном берегу Дона. Оборона 62-й армии была прорвана. 23 августа 14-й танковый корпус вермахта неожиданно для советской стороны прорвался на стыке 4-й танковой и 62-й армии Сталинградского фронта. Пройдя по тылам советских войск около 60 км, он вышел к Волге на северной окраине Сталинграда в районе рынка. Под огнем немецких орудий оказались цеха Сталинградского тракторного завода. В тот же день германской авиацией был нанесен сильнейший бомбовый удар по жилым кварталам Сталинграда. Город был практически полностью разрушен. Тысячи военных и мирных жителей погибли в огне гигантских пожарищ, возникших после налета. Маршал А. И. Еременко впоследствии вспоминал, что происходившее в Сталинграде напоминало кошмар, разрывы бомб следовали один за другим. «Из района нефтехранилищ огромные султаны пламени взмывали к небу и обрушивали вниз море огня и горького, едкого дыма»[71]. Отметим, что громадных жертв среди мирного населения можно было избежать, если бы была своевременно проведена эвакуация города. Но этого не случилось. Долгое время переправы через Волгу были заняты угоняемым от врага сельхозтехникой и крупным рогатым скотом. Спешное спасение оставшихся людей началось лишь после немецкого прорыва к Волге. Последствия были трагичны. Хотя за несколько дней было переправлено на левый берег реки 300 тыс. чел., многие транспортные суда и катера Волжской флотилии попали под жесточайший вражеский огонь и были затоплены. Из 490 тыс. довоенного населения Сталинграда, к которым нужно добавить несколько десятков тысяч эвакуированных людей с Украины и даже из блокадного Ленинграда, к концу Сталинградской битвы в городе осталось лишь 32 тыс. человек. Покинуть Сталинград до августа 1942 г. смогли около 100 тыс.

С 15 августа начались бои за Сталинградский тракторный завод, практически находящийся уже в черте города. Особенностью Сталинграда являлось то, что по своей ширине он занимал довольно узкую полосу в 2 – 3 км, но по длине — вдоль берега Волги — вытянулся более чем на 15 км. Городской оборонительный район к моменту германского прорыва обороняли лишь отдельные запасные части, дивизия НКВД, курсанты, сводный отряд морской пехоты. Советское командование пыталось в срочном порядке восстановить положение и закрыть образовавшуюся брешь. В бой бросались вновь прибывающие резервы, в том числе те, которые ранее намечалось использовать против танковой армии Гота. Отчаянные советские атаки предотвратили быстрое занятие Сталинграда и не позволили немцам отрезать силы 64-й и 62-й от города. Они отходили на восток. Для лучшей управляемости войска дивизии 62-й армии, отрезанные от главных сил Сталинградского фронта, были переданы в состав Юго-Восточного фронта. 64-я армия, после упорных боев на подступах к городу, отошла на средний оборонительный обвод и заняла там жесткую оборону. Контрудар советского 2-го танкового корпуса не позволили 6-й армии быстро продвинуться в городские кварталы с севера. Немцы также закрепились и постепенно стали продвигаться к югу, вглубь района заводских цехов. В середине сентября врагу удалось ворваться в городские кварталы (вернее в их развалины) с запада и юго-запада. Начались кровопролитные сражения в самом городе. Его обороной в это критическое время руководил находившийся вместе с войсками начальник Генерального штаба генерал (с 1943 г. маршал) А. М. Василевский.

В конце августа 1942 г. Ставка ВГК решила нанести контрудар в южном направлении со стороны Сталинградского фронта — первоначально силами 1-й гвардейской армии — с целью ликвидации вражеского прорыва к Волге и восстановления связи с 62-й армией Юго-Восточного фронта, оборонявшейся в городе. Тем временем к городу перебрасывались резервные армии: 24-я генерала Д. Т. Козлова и 66-я генерала Р. Я. Малиновского. Верховное Главнокомандование направляло в район Сталинграда все, что было возможно. Только вновь формируемые стратегические резервы, предназначенные для ведения дальнейшей борьбы, пока не вводились в действие. Тогда же в Сталинград с Западного фронта был направлен Г. К. Жуков. В наступление, таким образом, должны были перейти сразу три советские армии. Но основная проблема состояла в том, что им приходилось вступать в бой сходу, тогда как в потрепанных в предыдущих боях танковых корпусах оставалось не так много бронированных машин. Лишь в недавно прибывшем 7-м танковом корпусе генерала П. А. Ротмистрова положение было более благополучным, в нем насчитывалось 169 танков[72].

Сталин требовал от Жукова немедленного удара «северной группы войск». Маршал вспоминал разговор с Верховным: «Вам следует принять меры, чтобы 1-я гвардейская армия генерала Москаленко 2 сентября нанесла контрудар, а под ее прикрытием вывести в исходные районы 24-ю и 66-ю армии, — сказал он, обращаясь ко мне. Эти две армии вводите в бой незамедлительно, иначе мы потеряем Сталинград». Прилетев 29 августа в штаб Сталинградского фронта генерала В. Н. Гордова и ознакомившись с положением дел от него и начальника Генштаба А. М. Василевского, находившегося там в это время, Жуков начал готовить контрудар на 6 сентября. Необходимо было дождаться подхода и сосредоточения резервных сил. Но, по требованию Верховного, считавшего после доклада Еременко, что город может пасть в ближайшие часы, сроки были перенесены на более раннею дату.

Войска 1-й гвардейской армии перешли в наступление уже утром 3 сентября, но смогли продвинуться в направлении Сталинграда всего лишь на несколько километров. Дальнейшее продвижение было остановлено ударами вражеской авиации и танков. 5 сентября советский натиск возобновился — теперь в бой вводились 24-я и 66-я армии. Маршал Г. К. Жуков вспоминал: «…После залпов „катюш“ началась атака. Я следил за ней с наблюдательного пункта командующего 1-й гвардейской армией. По мощности огня, которым встретил противник наши атакующие войска, было видно, что артиллерийская подготовка не дала нужных результатов и что глубокого продвижения наших наступающих частей ожидать не следует… Продолжавшийся весь день напряженный огневой бой к вечеру почти затих. Мы подвели итоги. За день сражения наши части продвинулись всего лишь на 2–4 километра, 24-я армия осталась почти на исходных позициях… Третий и четвертый день сражений прошли главным образом в состязании огневых средств и боях в воздухе. 10 сентября, еще раз объехав части и соединения армии, я окончательно укрепился во мнении, что прорвать боевые порядки противника и ликвидировать его коридор наличными силами и в той же группировке невозможно. В таком же духе высказались и генералы В. Н. Гордов, К. С. Москаленко, Р. Я. Малиновский, Д. Т. Козлов и другие. В тот же день я передал Верховному по ВЧ:

— Теми силами, которыми располагает Сталинградский фронт, прорвать коридор и соединиться с войсками Юго-Восточного фронта в городе нам не удастся. Фронт обороны немецких войск значительно укрепился за счет вновь подошедших частей из-под Сталинграда. Дальнейшие атаки теми же силами и в той же группировке будут бесцельны, и войска неизбежно понесут большие потери. Нужны дополнительные войска и время на перегруппировку для более концентрированного удара Сталинградского фронта. Армейские удары не в состоянии опрокинуть противника.

Верховный ответил, что было бы неплохо, если бы я прилетел в Москву и доложил лично эти вопросы…»[73].

Неудачный советский контрудар привел к большим потерям, однако он связал боями значительные вражеские силы, нацеленные непосредственно на Сталинград, прежде всего 8-й армейский и 14-й танковый корпуса. Жертвы не были напрасными, они не позволили немецкой группировке воспользоваться слабостью 62-й армии и быстро овладеть городом. Ожесточенность боев не позволяла Паулюсу рассчитывать на скорый успех, о чем он и докладывал фюреру. В итоге, 6-я армия получала в свое распоряжение 4-ю танковую армию, а ее командующему было обещано, что на фланги объединения будут переброшены подкрепления со стороны союзников Рейха.

Ожесточенность боев нарастала с каждым днем. В 62-й армии, на должность командующего которой вступил генерал В. И. Чуйков, насчитывалось к 11 сентября всего около 50 тыс. чел.[74]. Тем временем противник, значительно превосходя в силах, ускоренно готовился к решающему штурму Сталинграда, который начался 14 сентября.

Особенно тяжелыми для сталинградцев были первые три дня штурма. Немецкие танки при поддержке мотопехоты неудержимо продвигались к берегу Волги. Они прорвались к центру города и захватили Мамаев курган. В южную часть Сталинграда ворвались моторизованные части Гота. Казалось, что силы советских войск на исходе, и они неизбежно будут сброшены в воду. Паулюс уже готов был праздновать победу, считая, что у русских не осталось никаких шансов. Но положение спасла 13-я гвардейская дивизия А.Родимцева, численностью около 9,5 тыс. чел. Всего за две ночи, понеся тяжелые потери в личном составе и технике от бомбовых ударов и ураганного обстрела артиллерии противника, она сумела переправиться на западный берег Волги и с ходу вступить в бой. В реке горела разлившаяся нефть, но бронекатера Волжской флотилии, баркасы, простые лодки неудержимо плыли на западный берег к гранитным террасам набережной, спускающейся к Волге. При переправе дивизия понесла значительные потери, но сразу повела атаку на вокзал и другие важные объекты города.

Дивизия вступила в бой неожиданно, в том месте, где гитлеровцы рассчитывали в считанные часы дойти до Волги. В районе центральной пристани уже были немцы, но они были выбиты неожиданным ударом и откатились назад. Гвардейцы продолжили наступление. Более того, два советских полка продвинулись вперед и захватили Мамаев курган, господствующий над большой частью Сталинграда. Бои за эту высоту продолжались вплоть до января 1943 г. В боях за городской вокзал погибли фактически все, кто здесь сражался, но пока были живы, вокзал не сдали. Сам генерал Родимцев находился на передовой, обходил командные пункты соединения, ежесекундно подвергая себя смертельной опасности.

Хотя в отдельных районах города противник находился всего в 150–200 м от берега Волги, дальше он продвигаться уже не мог. Борьба шла за каждую улицу, за каждый дом. Легендой стала оборона всего одного дома бойцами под командованием сержанта Я. Ф. Павлова. В течение 58 дней и ночей советские солдаты не сдавали свои позиции. В ночь с 26 на 27 сентября 1942 разведгруппа (3 бойца), возглавляемая старшим сержантом Павловым, захватила четырехэтажное здание в центре Сталинграда и удерживала его в течение почти трех суток. В подкрепление разведгруппе подоспел взвод под командованием лейтенанта И. Ф.Афанасьева. Здание, которое вошло в историю войны как ''дом Павлова'', стало важным опорным пунктом обороны в полосе 13-й гвардейской стрелковой дивизии. Немцы яростно атаковали здание, обстреливали и бомбили его, но взять так и не смогли. 24 бойца шести национальностей отстаивали свой дом — часть своей Родины — до победного завершения Сталинградской битвы. Я. Ф.Павлов затем прошел дорогами войны от Сталинграда до Эльбы, был ранен. Будучи уже лейтенантом, узнал о том, что он Герой только перед демобилизацией в 1945 году в Германии[75].

Особенное значение в условиях ближнего боя с противником, когда до его передовой было всего несколько десятков метров, приобретала выучка и мужество каждого отдельного красноармейца. Наиболее сильные и смелые бойцы объединялись в штурмовые группы, которые скрытно приближались к позициям врага, забрасывали его гранатами, а затем решительно атаковали. Именно в таких боях подразделения Красной Армии приобретали бесценный опыт сражений в городских кварталах, который затем был использован в боях за Киев, Будапешт, Варшаву и, наконец, Берлин.

Ставка ВГК стремилась как могла облегчить положение защитников города на Волге. Новый удар Сталинградского фронта в северном направлении был произведен в середине сентября. 1-я гвардейская армия, усиленная 340 танками, 24-я армия, ряд других соединений попытались пробить брешь в обороне противника, но наткнулись плотный огонь противника. Значительную роль в срыве наступления сыграла вражеская авиация, совершившая только за 18 сентября 2 тыс. самолетовылетов. Советские бойцы залегали перед окопами немцев и несли большие потери. Общие же потери 1-й, 24-й и 66-й армий Сталинградского фронта с 1 по 26 сентября составили 107 тыс. чел.[76].

В конце сентября (директива от 28.09.1942 г.) Ставка разделила силы, действовавшие в Сталинграде и к северу от него на Сталинградский (бывший Юго-Восточный) и Донской (бывший Сталинградский) фронты. Советские соединения, сражающиеся в развалинах волжской твердыни, теперь входили в объединение, название которого соответствовало обороняемому городу. Донской фронт возглавил генерал К. К. Рокоссовский.

Второй штурм Сталинграда враг предпринял 27 сентября — 7 октября 1942 г. Немцам удалось несколько потеснить армию Чуйкова. Ожесточенные бои, нередко переходящие в рукопашные схватки, шли в развалинах заводов. Советские подразделения были отброшены с Мамаева кургана, но сумели закрепиться на его северо-восточных склонах. Сильному обстрелу подвергался штаб 62-й армии. Линия фронта, шириной до 25 км, сжималась, как струна. Глубина оборонительных порядков советских войск не превышала 2 км, а в некоторых местах составляла всего 200 метров. Но немцам не удалось преодолеть их. Атакующий порыв 6-й армии вскоре выдохся. Удачным оборонительным действиям 62-й армии, получавшей подкрепления, способствовал все усилившийся огонь советской артиллерии с левого берега Волги. Те небольшие клочки территории, остававшиеся за Красной Армией в Сталинграде, вряд ли бы удержались, если бы не поддержка с другого берега. Свой смертоносный груз обрушивали на противника гвардейские минометы — «Катюши». Несколько реактивных установок действовали непосредственно на правом берегу Волги под прикрытием склона к реке. Чтобы открыть огонь, они отъезжали к самой кромке воды, а сделав залп, вновь возвращались в защищенное место. Один удачный залп «Катюш» в октябре месяце фактически уничтожил целый немецкий батальон, перешедший в атаку. В то же время германская авиация не могла теперь эффективно поддерживать ударные подразделения 6-й армии, та как была лишена возможности производить прицельное бомбометание. Противоборствующие стороны находились постоянно в плотном огневом соприкосновения. От своего окопа до вражеского расстояние часто не превышало дальности броска гранаты. В то время в Сталинграде советские дивизии в среднем насчитывали не более 1–2 тыс. активных бойцов, сказывались огромные потери. С другой стороны, та небольшая площадь, остававшаяся за 62-й армией, просто не могла бы вместить большое количество войск. И против этих малочисленных подразделений враг бросал все новые и новые силы. Паулюсу казалось, что стоит бросить в бой еще один «последний» батальон и русские дрогнут. Но проходили дни, недели, а русские стояли. Стойкость советских бойцов изумляла противника. За эпохальной битвой поистине следил весь мир. Поражение Красной Армии грозило самыми трагическими последствиями

не только для СССР, но и всей антигитлеровской коалиции. Известный западный историк А. Кларк замечал, что «германское наступление, начавшееся столь превосходно, всего в течение нескольких недель расширило границы рейха до своих наибольших пределов. Весь мир пришел от этого в трепет. Но вскоре стало очевидно, что германское наступление забуксовало. В течение последующих двух месяцев линия фронта на картах оставалась неизменной»[77].

Потеря защитниками Сталинграда Центральной пристани потребовало перестройки системы снабжения советских сил в городе. Волжская флотилия продолжала поддерживать линии коммуникаций севернее и южнее пристани. Далее на север был проложен пешеходный мост на железных бочках. Попытка врага выйти в тыл советским соединениям, наступая вдоль реки, провалилась.

Немцы стали называть продолжающиеся бои «крепостной» войной. Пройденное расстояние в прибрежных оврагах, балках, в развалинах заводов они высчитывали метрами. За каждый дом, подвал, цех, разрушенную будку велась борьба не на жизнь, а на смерть. Немецкий генерал Г. Дёрр описывал впоследствии сталинградскую действительность в мрачных тонах: «…Несмотря на массированные действия авиации и артиллерии, выйти из рамок ближнего боя было невозможно. Русские превосходили немцев в отношении использования местности и маскировки и были опытнее в баррикадных боях и боях за отдельные дома…»[78].

Бои в городе не затухали, и каждый день мог стать критическим для обороняющихся. Констатировав в приказе 14 октября 1942 г. факт завершения в целом летней кампании, Гитлер, тем не менее, не имел в виду прекращения операций в Сталинграде. Город необходимо было взять во что бы то ни стало. В этот же день начался очередной штурм. В. И. Чуйков так описывает происходившие тогда «незабываемые» события:

«…В тот день мы не видели солнца. Оно поднялось в зенит бурым пятном и изредка выглядывало в просветы дымовых туч. Под прикрытием ураганного огня три пехотные и две танковые дивизии на фронте около шести километров штурмовали наши боевые порядки. Главный удар наносился по 112-й, 95-й, 308-й стрелковым и 37-й гвардейской дивизиям. Все наши соединения сильно ослаблены от понесенных потерь в предыдущих боях, особенно 112-я и 95-я дивизии… [Противник] буквально душил нас массой огня, не давая никому поднять голову на наших позициях. В 10 часов 109-й полк 37-й гвардейской дивизии был смят танками и пехотой противника. Бойцы этого полка, засевшие в подвалах и в комнатах зданий, дрались в окружении… В 15 часов волна немецких танков прорвалась к парку Скульптурный, и тут они напоролись на засаду. Наши танкисты били немецкие танки без промаха. Этот опорный пункт немцы пытались взять, но не взяли ни 14, ни 15 и ни 16 октября. И только 17-го он был разбит авиацией противника. Бой шел непрерывно, день и ночь. Окруженные и отрезанные гарнизоны продолжали драться, извещая о своем существовании по радио: „За Родину умрем, но не сдадимся!“… С утра 15 октября противник ввел в бой свежие силы (305-ю пехотную дивизию) и продолжал развивать наступление на юг и на север вдоль Волги. Его артиллерия простреливала наши боевые порядки насквозь, авиация по-прежнему обрушивала на город тысячи бомб. Однако разрубленная пополам армия продолжала сражаться. Северная группа (124-я, 415-я и 149-я стрелковые бригады и части дивизии Ермолкина) вела бой в окружении с превосходящими силами противника, наступавшими с севера от Латашанки, с запада — по долине Мокрая Мечетка и от Тракторного завода. Связь с войсками этой группы непрерывно рвалась. В ночь на 16 октября на правый берег Волги был переброшен полк дивизии Ивана Ильича Людникова, который мы сразу ввели в бой севернее завода „Баррикады“, где у нас был наиболее слабый фронт обороны»[79].

Ожесточенные бои шли за заводы «Красный октябрь» и «Баррикады». В некоторых местах противник прорывался к Волге и стремился развить успех к северу и югу вдоль Волги. От вражеского огня блиндажи рушились, как карточные домики. Чуйкову пришлось перенести свой командный пункт на несколько сот метров и развернуть его у самой воды. В бой бросалось все, что имелось в наличие, в т.ч. солдаты из тыловых служб (включая сапожников, портных, конюхов и др.). Немцы также изымали тыловиков со спокойных участков фронта, желая сломить остающиеся очаги сопротивления и совершить последний рывок в несколько десятков метров. Но к 23–24 октября стало очевидно, что противник начинает выдыхаться. Он не выдерживал отчаянных контратак советских бойцов и откатывался назад. Тем не менее, бои продолжались до самого конца октября. 25 октября Паулюс возобновил атаки крупными силами на всем фронте Чуйкова и вскоре занял пос. Спартановка. Но в тот же день в наступление перешли войска правого фланга 64-й армии в районе Купоросное, а 62-я армия получила подкрепление — 45-ю стрелковую дивизию. Советское командование ради удержания плацдармов в Сталинграде пошло на этот шаг, даже несмотря на то, что вело в то время активную подготовку к контрнаступлению. Повторные атаки врага 26 и 27 октября ему успеха не принесли. К вечеру 29 октября бои стали постепенно затихать[80].

Последний штурм советских плацдармов в Сталинграде Паулюс предпринял 10 ноября 1942 г. Дополнительно к ударным отрядам в бой были введены саперные батальоны, изъятые из пехотных дивизий. Но уже на следующий день, не добившись сколько-нибудь значительного успеха, немецкие подразделения были вынуждены прекратить атаки. Полностью овладеть городом на Волге гитлеровцам так и не удалось, их наступательные возможности были исчерпаны.

К концу октября 6-я немецкая армия во многом утратила свои наступательные возможности. Однако приказа о переходе к обороне для немецких соединений, действующих в районе Сталинграда, не поступало. Тем временем приближалась зима. Фюреру необходимо было решаться на кардинальные шаги. Оставаться в Сталинграде означало подвергать войска опасности поражения в период холодов. Еще свежи в его памяти были воспоминания о катастрофе под Москвой зимой 1941–1942 г. Но оставлять город он был не намерен. Та территория, куда ступила нога германского солдата, должна была в любом случае оставаться за его арийской нацией. Тем более, это требование касалось города, который носил имя вождя вражеской стороны — Сталина. Оставляя 6-ю армию в Сталинграде, чьи растянутые фланги были прикрыты войсками союзников — итальянскими и румынскими соединениями, Гитлер руководствовался не здравым рассудком, а идеей безусловного превосходства рейха над советской стороной. Однако тем самым он подводил обессиленных солдат Паулюса к своей скорой гибели.

Не просто обстояли дела и у частей Красной Армии. Похолодание уже вызвало появление на Волге тонкого льда. Снабжение защитников города значительно ухудшилось. Для переброски в Сталинград вооружения и боеприпасов приходилось использовать самолеты У-2. Как и немецкое командование, Ставка ВГК должна была принять радикальное решение относительно будущей борьбы.

Советское командование все чаще задумывалось над тем, как переломить ход сражения в свою пользу. Находившийся некоторое время в Сталинграде в качестве представителя Ставки генерал армии Жуков убедился, что советским войскам нужно время и дополнительные силы, чтобы организовать удар такой мощи, от которого враг уже не смог бы оправиться. И Жуков и Василевский уже в сентябре 1942 г. поняли, что введение в сражение неподготовленных подразделений, использование резервов по частям ни к чему хорошему привести не может; необходимо подготовить детальный план совершенно новой операции. Судя по отрывочным данным, Василевский поручил офицерам Генштаба проработать вариант охвата с севера и юга группировки противника под Сталинградом, и уже 13 сентября Жуков и Василевский доложили Верховному замысел будущей операции на окружение. Сталин в принципе одобрил его, но сказал, что план наступления необходимо хорошенько обдумать, а главное – не допустить взятия противником Сталинграда. Теперь все зависело от быстроты, слаженности и скрытности перегруппировки советских войск. Резервные соединения под Сталинградом необходимо было сосредоточить таким образом, чтобы обеспечить внезапность контрнаступления. Новый план получил кодовое название «Уран». Основной его замысел — окружение 6-й немецкой армии. Места первоначального прорыва вражеской обороны определялись особенно скрупулезно. Приоритетными считались участки, занятые войсками союзников германского вермахта – румынскими и итальянскими дивизиями, более уязвимыми, чем германские соединения.