1942-й — переломный. Борьба за стратегическую инициативу: нереализованные надежды (ч.7)

Под Ржевом

В конце июля 1942 г. группа армий «Центр» (под командованием генерал-фельдмаршала Г. фон Клюге) силами 9-й армии продолжала крепко удерживать стратегически важный плацдарм — так называемый Ржевский выступ, линия фронта которого проходила севернее и восточнее Ржева, восточнее Погорелого Городища и Быково. Сдавать его немцы не собирались.

Очевидной целью командования Красной Армии было не дать врагу возможности использовать свой плацдарм в наступательных целях и постараться нанести летом 1942 г. группе армий «Центр» серьезное поражение. Как уже говорилось, центральный участок фронта занимал в мыслях Ставки ВГК особое место. Нельзя было исключать возможность, что немцы, воспользовавшись неудачами Красной Армии на южном фланге, не попытаются взять советскую столицу неожиданным фронтальным ударом. Для Сталина все еще свежи были воспоминания осени 1941 г., когда враг стоял в нескольких десятках километров от Москвы. С другой стороны, германское командование, перенеся свои основные усилия на юг — под Сталинград и на Кавказ, считало, что рано или поздно группа армий «Центр» возобновит свое разящее наступление на Москву по одному из кратчайших путей и поставит тем самым заключительную точку во всей войне. Центральная группировка немцев продолжала оставаться наиболее многочисленной.

Исходя из остающейся цели облегчить участь частей Красной Армии, отступающих к Дону и Кавказу, сковав германские силы в центре советско-германского фронта, а также сложившихся на Западном направлении условий для наращивания натиска на врага, к концу июля Ставка ВГК спланировала осуществить крупную наступательную операцию, получившую название Ржевско-Сычевской. Новое предприятие поручалось войскам сразу двух фронтов — левого крыла Калининского и правого крыла Западного, которые нацеливались против сил группы армий «Центр», действовавших всего примерно в 200 км к западу и северо-западу от Москвы. Операция, проведенная с 30 июля по 23 августа 1942 г., вписывалась в рамки советской «большой стратегии», хотя условия для ее проведения летом 1942 г. были далеки от идеальных. Здесь на пересеченной местности, имеющей много естественных преград (рек, речушек, перелесков, высот, болот) была выстроена глубокоэшелонированная оборона немцев, пожалуй, еще более прочная, чем на южном фланге группы фон Клюге. На пути наступающих войск находились окопы полного профиля, ряды колючей проволоки, сеть минных полей и многочисленные опорные пункты. К концу июля положения советских войск на юге России ухудшилось. Именно туда направлялись основные резервы и боевая техника. Неоднократно подтвержденное мужество бойцов и командиров РККА по-прежнему не подкреплялось надежным прикрытием с воздуха. Поэтому исходные данные для новой операции Красной Армии западнее Москвы, в основном, оставались теми же, что были в начале месяца. Это не сулило наступающей стороне легких боев, а, напротив, грозило большими потерями.

С другой стороны, советское командование сделало все возможное, чтобы сосредоточить теперь на участках прорыва более мощные силы и средства. Современные исследования подтверждают, что в полосах наступления ударных группировок фронтов было достигнуто не просто «более чем двойное», а значительное превосходство над противником в людях и артиллерии. Ржевский историк С. А. Герасимова пишет, что к обычно упоминаемым войскам 30-й, 29-й, 31-й, 20-й армий Западного и Калининского фронтов, принявшим участие в операции, следует приплюсовать еще 5-ю и 33-ю армии, хотя они наступали лишь на отдельных участках своих полос. В операции участвовали также соединения и части 2-го гвардейского кавалерийского, 6-го и 8-го танкового, 8-го гвардейского (в полосе 20-й армии) и 7-го гвардейского стрелковых корпусов, которых поддерживали 1-я и 3-я воздушные армии. Советская группировка в начале августа насчитывала более 486 000 человек и располагала 1715 танками. «Артиллерийская плотность» в полосе наступления 33-й армии достигала 40–45 орудий на 1 км, 20-й армии — 122 орудия, на Калининском фронте — 115– 140 стволов[89].

Советское командование учитывало, что войска левого крыла Калининского фронта генерал-полковника И. С.Конева (30-я и 29-я армии) и правого крыла Западного фронта генерала армии Г. К.Жукова (31-я и 20-я армии) занимали по отношению к немецкой 9-й армии охватывающее положение. Общий замысел операции предусматривал ударами войск этих смежных крыльев на ржевском и сычевском направлениях разгромить основные силы 9-й армии и ликвидировать Ржевский выступ. Перед войсками советских фронтов ставились первоочередные конкретные задачи — овладеть городами Ржев и Зубцов, выйти на рубеж рек Волга и Вазуза, обеспечив его надежную защиту. Главная роль в осуществлении задуманного плана должен был сыграть Западный фронт.

Командующий Западным фронтом Г. К. Жуков уделял особое внимание скрытности сосредоточения ударных группировок 20-й и 31-й армий. Был приведен в действие специальный план мероприятий, призванный обеспечить в тайне развертывание главных сил. Все передвижения и смена войск на передовых позициях должны были производиться незаметно, как правило, ночью. Частям, предназначенным для первой атаки, давались всего сутки для занятия исходного положения, изучения местности и освоения предстоящих задач. Выгрузка боевой техники из железнодорожных составов производилась вдали от линии фронта, из-за опасения раскрыть замысел перед вражеской разведкой. Необходимые документы по плану операции писались от руки, все основные распоряжения отдавались устно, лично командующим армиями[90].

30 июня первыми в наступление перешли войска Калининского фронта. 30-я армия прорвала первую полосу обороны противника, но затем встретила упорное сопротивление врага и втянулась в упорные бои на подступах к д. Полунино. Действия 29-й армии успеха не имели[91]. Войска Западного фронта начали свое наступление 4 августа. Как отмечалось в специальном докладе штаба фронта, нашими войсками в 6:15 утра, внезапно, всей массой артиллерийского и минометного огня и РС (кроме М-30) был нанесен 10-ти минутный удар по узлам связи с целью нарушения управления вражескими подразделениями. Затем артиллерия приступила к разрушению и уничтожению переднего края противника методическим обстрелом, продолжительностью 45 мин. Считалось, что «такая мощная подготовка нанесла громадные потери противнику, что позволило пехоте и танкам уверенно, без больших потерь и быстро двинуться в атаку». Уже в первом эшелоне было задействовано две танковые бригады, которые поддерживали безостановочное продвижение вперед, даже ночью. Как дань букве и духу приказа НКО № 227 в наступающих частях предпринимались специальные меры, а именно: «Для предупреждения отставаний отдельных подразделений, — говорилось в докладе, — и для борьбы с трусами, паникерами за каждым атакующим батальоном первого эшелона на танке следовали особо назначенные Военным Советом армии командиры. В итоге всех предпринятых мер, войска 31-й и 20-й армий успешно прорвали оборону противника»[92].

Особенно ожесточенные бои шли за д. Погорелое городище, которую немцы за предыдущие месяцы превратили в крупный опорный пункт. Буквально каждый метр земли перед деревней был пристрелян противником, не помышлявшим даже о тактическом отступлении. Достаточно сказать, что боевые действия 20-й армии на первом этапе наступления получили название «Погорелогородищенской операции». И все же советскому командованию удалось взломать германскую оборону, бросив в сражение крупные силы пехоты, кавалерии и танковые бригады. В полосе армии действовало более 250 танков, включая 21 тяжелый и 82 средних[93].

Красноармейцы дружно поднимались в атаку и шли в лоб на позиции противника. Правдой войны является то, что их не нужно было подстегивать или угрожать пулей со стороны заградительных отрядов. В частях наблюдался большой духовный подъем. В отчете о политико-моральном состоянии 20-й армии в период операции говорилось, что в подразделениях присутствовало «беспредельное стремление к скорейшему истреблению ненавистного врага». «Весь личный состав армии от бойца до командарма (генерала М. А. Рейтера. — М. М.) горели нетерпением и ждали сигнала к решительному и беспощадному бою». Факт, что перед самым наступлением военнослужащим еще раз разъясняли смысл приказа Сталина № 227, а представители Военного совета и политодела армии лично выезжали в корпуса и дивизии «для руководства на местах». Но они, в то же время, отмечали, что солдаты стали теперь «злее и беспощаднее», «научились по-настоящему ненавидеть немецко-фашистских захватчиков». Бои по прорыву вражеской обороны в полосе 20-й армии дали сотни примеров мужества, отваги и героизма. Отличились разведчики и подразделение автоматчиков 923-го стрелкового полка 251-й дивизии, которые, «не дожидаясь конца артподготовки, ворвались в глубокий тыл врага и неожиданно смелым броском вышли на железнодорожный и деревянный мосты через р. Синяя, не дав противнику их взорвать и отрезав ему путь отхода». Минометчик Леванский, «несмотря на серьезное ранение, ни за что не согласился уйти с поля боя и продолжал разить врага огнем своего миномета». Сержант Михалев уничтожил пулеметную точку немцев метким броском гранаты. Чтобы только перечислить подвиги наших солдат уже в первый день наступления под Ржевом, не хватило бы и толстой тетради. Правдой было и то, что в атаку вместе с красноармейцами шли политические работники, деля вместе с ними и славу и, если придется, смертельную пулю. Стоит задуматься и над следующими цифрами: только по одному 2-му гвардейскому кавалерийскому корпусу за время операции заявления о приеме в компартию подало 8200 чел., тогда как сама парторганизация выросла за то же время на 378 чел. Коммунисты шли в бой первыми и в ходе отчаянных атак, как правило, первыми и погибали. В то же время в кавкорпусе ничтожно малым оставалось число «аморальных», как тогда отмечалось, явлений. Было выявлено всего два случая самострелов[94].

Ненависть советских солдат к захватчикам усиливалась при виде жуткой картины разрушений и смерти в освобожденных населенных пунктах. Они убеждались, что враг пришел на их землю не просто как захватчик, но и зверь, расчищавший себе жизненное пространство путем уничтожения коренного населения. Газета «Красная Звезда» писала в сентябре 1942 г.: «Политика истребления русского населения проводилась в Погорелом городище систематически и методично. В октябре 1941 г. здесь проживало 3076 человек. 37 человек расстреляно немцами. 94 человека сожжены живьем за сопротивление „эвакуации“ в германский тыл. 60 человек увезены в рабство в Германию. 1980 человек умерло от голода и болезней. В живых осталось 905 человек. Так современные варвары осуществляют свою злодейскую программу истребления русского народа»[95].

К утру 5 августа войска Западного фронта завершили прорыв главной полосы обороны, а к исходу суток расширили его до 30 км по фронту и 25 км в глубину. Вечером 5 августа Жуков почувствовал, что дело, кажется, удается, и речь может идти о крушении всей немецкой обороны на этом направлении. Для развития успеха он решает ввести в бой с 6 августа подвижную группу фронта — два танковых и один кавалерийский корпус. Слова его приказов напоминают более призыв оперативно воспользоваться ситуацией: «Усилиями 31-й и 20-й армий фронт противника прорван на участке Алешево, Семеновское. Наши войска развивают успех в западном и юго-западном направлении… 2-му гв. КК в ночь на 6.08.42 войти в прорыв… С выходом в назначенный район командиру корпуса быть готовым объединить под своим командованием 8 ТК, 11 тбр и действовать на юг с задачей овладеть районом Вязьма». В половине третьего ночи 6 августа он торопит подчиненных командармов: «31-й армии — продолжать наступление и к исходу 8.08.42 главными силами выйти на фронт Ржев, Дубровка… 20-й армии — развивать наступление в направлении Сычевка. К исходу 7.08.42 овладеть районом Сычевка». В связи с общностью задач Западного и Калининского фронтов в 20 ч 30 мин 5 августа Жуков получил указание Ставки ВГК взять руководство всем сражением в районе Ржева в свои руки. Генерал И. С. Конев должен был срочно прибыть к нему «за получением личных указаний и распоряжений по дальнейшему ведению операций»[96].

Однако надежды на быстрый успех Жукову вскоре пришлось оставить. У врага были значительные резервы, чтобы локализовать советский прорыв. Командование группы армий «Центр», под угрозой потери Ржевского выступа, усилив 9-ю армию тремя танковыми и двумя пехотными дивизиями, нанесло контрудар из районов Сычевки и Карманово в общем направлении на Погорелое городище. 7–10 августа на подступах к р. Вазуза и Гжать происходило крупное встречное сражение. С обеих сторон в нем участвовало до 1500 танков и почти все войска, предназначенные для действий на зубцовском, сычевском, и кармановском направлениях. 8 августа в сражение была введена 5-я армия Западного фронта с задачей прорвать вражескую оборону на всю тактическую глубину и соединиться с левофланговыми частями 20-й армии.

Совсем не гладко, как того хотелось бы, шли дела на Калининском фронте. Вызывает удивление, почему общее руководство операцией не было отдано Жукову с самого начала, а было оформлено директивой Ставки только 5 августа? Войска Конева продвинулись к тому времени вперед всего на несколько километров. Причиной тому была организация удара фронта как раз по наиболее плотным оборонительным порядкам и сильным укреплениям врага севернее Ржева. «Противник, разбитый в своей тактической глубине, — отмечал Конев, — воспользовавшись неблагоприятными условиями погоды, закрепился на оборонительной Ржевской полосе». Однако генерал не терял пока надежды сломить вражеское сопротивление. Ведь только в одной его 30-й армии находилось 13 стрелковых дивизий, три бригады, 13 артиллерийских полков РГК, 16 дивизионов и три гвардейских полка «Катюш». К исходу 8 августа он требовал «закончить перегруппировку и перейти в решительное наступление с задачей овладеть г. Ржевом и переправами р. Волга»[97]. Однако эта задача выполнена не была. Как назло, самое начало наступления обоих советских фронтов было ознаменовано мощными ливнями, донельзя развратившими и без того ужасные проселочные дороги, ведущие к передовой. Потоки воды с неба были выгодны немцам, так как они держали в своих руках надежные линии коммуникаций и уже давно глубоко зарылись в землю. Дождь мешал и эффективному применению советской артиллерии, которая на главных направлениях значительно превосходила противника.

Теперь в приказах Жукова заметно раздражение по поводу топтания на месте. Он ругает и наставляет своих генералов: «Противник сейчас собирает со всего фронта отдельные подразделения, части и соединения и стремится, во что бы то ни стало, остановить наше продвижение и ликвидировать образовавшийся прорыв». Командующий констатировал упорство врага на подступах к Ржеву, Сычевке, Карманово и сетовал на то, что «наши части, особенно левофланговая группировка 20-й армии, за последние два дня действуют исключительно пассивно и, не продвигаясь вперед, дают врагу время на организацию сопротивления». «Особенно преступно, — по его мнению, — действовали 6-й и 8-й танковые корпуса, группа Армана и группа Бычковского, которые, болтаясь в тылах пехоты, неся потери, не выполнили до сих пор ни одной поставленной задачи». Приказ Жукова, отданный в ночь на 8 августа, требовал в течение двух суток освободить н.п. Сычевка, Зубцов, Карманово, и «во взаимодействии с Калининским фронтом захватить Ржев»[98].

В течение последующих нескольких дней бои продолжались с неослабевающей силой. Советские войска несколько потеснили, но не опрокинули врага. Однако они отразили его контрудары танковых дивизий (46-го танкового корпуса) в районах Карамзино и севернее Карманово, нанесли противнику большие потери, и вынудили его перейти к обороне на рубеже р. Вазуза, р. Гжать, с. Карманово. Используя успех Западного фронта, 30-я и 29-я армии фронта Конева только во второй половине августа вышли на ближайшие подступы к Ржеву. 23 августа войска 31-й армии при помощи 29-й армии освободили Зубцов, а войска 20-й армии — Карманово. На этом наступательные возможности советских войск были исчерпаны и они перешли к обороне.

Могли ли советские войска добиться тогда большего успеха? Документы фронтового командования и Ставки ВГК показывают, что вряд ли это было осуществимо. Сама природа была против наступающих! В начале операции, как уже говорилось, выпал сильный ливень. Полоса боевых действий представляла собой лесисто-болотистую местность. «Этот район, отмечали инженерные службы, больше годится для сильной обороны, а как стык двух фронтов усиленно заграждался от переднего края далеко в глубину». Саперам приходилось не только разминировать территорию и сопровождать наступающие части, но и постоянно поддерживать в приемлемом состоянии дороги, по которым к передовой подтягивалась техника. Жердевая выстилка и грунтовые участки дорог после прохода танков приходили в полную негодность. Их необходимо было снова и снова восстанавливать. Значительные силы и время отрывались для наведения переправ и переходов через многочисленные реки, ручьи, болотца. В целом, на усиление сапер только в 20-й и 31-й армиях было брошено не менее 2-х дивизий[99].

Немцы проявляли значительное искусство в обороне. К тем препятствиям, которые были описаны выше, они присовокупили хитрый способ уничтожения живой силы РККА. Как летом 1942 г., так и позднее, противник создавал т.н. «систему бастионов». Через каждые 100–150 метров прямолинейных траншей ими отрывались треугольные выступы («бастионы»), направленные острым углом в сторону атакующей советской пехоты. Там же находилась огневая точка (пулемет), врезанная заподлицо в землю. Она была предназначена для ведения огня только вдоль траншеи, когда в нее врывались наши бойцы. Подступы к огневой точке надежно минировались. Артиллерийскую подготовку РККА солдаты вермахта пережидали в укрытиях, но как только впереди показывались атакующие подразделения, они занимали свои места в передовых траншеях и открывали шквальный огонь. Как правило, атаки на такие укрепленные пункты вели к большим потерям. Тем не менее, советские войска научились их брать и добиваться поставленной цели. Залогом победы здесь были быстрота и натиск. Бросок в направлении вражеских окопов должен осуществляться еще до окончания артподготовки; затем следовала короткая яростная схватка с еще не опомнившимся врагом[100].

Осуществление Ржевско-Сычевской операции позволило советским войскам продвинуться вперед на 30–45 км, срезать часть плацдарма противника на левом берегу Волги в районе Ржева, сковать крупные силы группы армии «Центр» и вынудить немецкое командование перебросить в район операции 12 своих дивизий с других участков. Готовившиеся к переброске на Сталинградское направление три танковых и несколько пехотных дивизий из состава группы фон Клюге были обескровлены в боях; 10 пехотных, три танковых и три моторизованных дивизии врага потеряли 50–80% личного состава. В танковых дивизиях осталось всего по 20–30 боевых машин — из 150–160[101].

Вышеназванные результаты достались Красной Армии дорогой ценой. По официальным данным, в Ржевско-Сычевской операции советские войска потеряли с 30 июля-23 августа 1942 г. — 193 683 чел. убитыми, ранеными и пропавшими без вести[102]. Однако некоторые историки считают эти данные заниженными. Дело в том, что после 26 августа, когда И. С. Конев был назначен командующим Западным фронтом вместо генерала армии Г. К.Жукова[103], а 30-я и 29-я армии были переданы в состав Западно-го фронта, бои за Ржев продолжились. Город оставался одним из главных остовов всей германской обороны на центральном направлении и притягивал к себе все новые силы противоборствующих сторон. В конце сентября штурмовые советские подразделения, прогрызая вражеские позиции, ворвались в северную часть Ржева. Бои с контратакующими немецкими частями приняли невиданный накал. Однако подоспевшие резервы группы армий «Центр» сумели восстановить положение. Город освободить не удалось.

Указывая на то, что бои Западного и Калининского фронтов на ржевском направлении продолжались вплоть до конца сентября 1942 г., современные исследователи увеличивают цифру потерь РККА в Ржевско-Сычевской операции 1942 г. (30, 29, 31, 20, 33 и 5-й советских армий) до 291 тыс. чел. (в итоговую цифру не входят потери корпусов и воздушных армий). В целом, таким образом, говорится о 300 тыс. советских военнослужащих, павших в тот период, тогда как только за август потери в танках в сумме составляют 1085 ед. Относительно потерь немцев имеются только промежуточные данные, но, очевидно, что они были также очень большими. В общей сложности 16 немецких дивизий, действующих на этом участке потеряли, по некоторым оценкам, от 50 до 80% личного состава. Так, только одна 6-я пехотная дивизия за период 1–22 августа потеряла 3294 человека. Весьма значительными были и потери противника в танках и авиации[104].

Причины столь больших советских потерь при относительно скромном продвижении вперед являются сегодня предметом многочисленных дискуссий среди историков. Природный и погодный факторы, инженерное оборудование вражеских позиций и другие отмеченные обстоятельства, конечно, сыграли свою роль. Нельзя упускать из виду, что Красной Армии под Ржевом противостояли закаленные солдаты вермахта, которые сумели в значительной мере оправиться от зимних поражений и получили серьезные подкрепления. Кроме того, их боевой дух значительно укрепился после начала германского наступления на Кавказ и Сталинград, где уже были достигнуты крупные победы, а также фактом отсутствия в Европе второго фронта. Все это приводило немцев к мысли о том, что победа не за горами, впереди последнее напряжение сил, за которым последует победа.

Успехи на южном фланге ободряюще сказывались на политико-моральном состоянии противника на всем советско-германском фронте, в т.ч. в полосе группы армий «Центр». «Воинственное настроение и уверенность в победе Германии, — отмечалось в информации с фронта Жукова, — особенно характерно для оболваненного геббельсовской пропагандой молодых возрастов 1922 и 1923 г.р.». Типичным представителем этого слоя был военнопленный немец Вальтер Реммер, который при допросе в советском штабе показал: «В настоящее время в армию прибывает молодежь 1923 г.р. Дисциплина в армии строгая. Случаев отказа от выполнения приказов, дезертирства, самострелов пленный не знает. Солдаты получают в день 500 г хлеба, 50 г колбасы, иногда масло или мед, днем суп и вечером чай. Многие солдаты, хотя и недовольны питанием, но своего недовольства не высказывают». (Это при том, что многие наши подразделения на передовой, особенно в период распутицы, вынуждены были неделями сидеть на сухарях и воде. — М. М.). В. Реммер признавал, что «между собой солдаты говорят, что Красная Армия сражается упорно, но большинство верят в победу немцев, которые сейчас наступают на юге. У Красной Армии не хватает продовольствия, и она должна будет сдаться. Солдаты уверены, что война закончится в этом году, и что также думает все население Германии». О втором фронте Реммер слышал, но «офицеры объявили солдатам, что этому не следует придавать значения». В тайне немецкие солдаты обсуждали, что «война никому не нужна». Но «раз она начата, то ее нужно довести до конца. Сопротивление властям не возможно. Кто виновен в войне, сказать трудно. Говорят, — продолжал пленный, — что наше жизненное пространство мало и не обеспечивает материально наш народ. Англия отказалась дать нам колонии и договорилась с СССР о нападении на Германию. Большинство немцев уверено, что война ведется именно по этой причине». Показания В. Реммера было характерно для большинства солдат из гитлеровской молодежи, прежде всего немцев по национальности. Однако военнопленные австрийцы, литовцы, чехи, поляки, которые также воевали на стороне вермахта, заявляли, что воевать не хотели, но их обманным путем (заставляя подписывать пустые страницы, которые потом оказывались согласием вступить в армию) призвали на фронт[105]. Так ли это было на самом деле, остается вопросом. Ясно одно, что пока Германия одерживала победы никаких особых протестных настроений в частях вермахта, где воевали не только немцы, но и представители других европейских наций, не было.

Оптимистические ожидания германских солдат свидетельствовали о том, что вражеская военная машина еще очень сильна. Но появлялись и факты другого рода, что руководство рейха теперь ставит на кон все, что оказывается под рукой, бросает в огонь сражений те ресурсы, без которых немыслимо вести затяжную войну. Для нашего командования таким свидетельством стал трофейный документ, захваченный на немецких позициях под Ржевом в августе 1942 г. Это было письмо генерала фон Вотмера, «руководителя» (как была переведена его подпись. — М. М.) «трудовой повинности». Генерал обращался к гитлеровской молодежи. Очевидно, что адресатом письма было одно из подразделений «службы труда рейха»[106], которое работало на строительстве оборонительных укреплений в немецком тылу, но в ходе советского наступления было вооружено и брошено в бой, чтобы закрыть образовавшуюся брешь.

Германский генерал писал, что получил призывы о помощи и предпринял все необходимые шаги в этом направлении. «Хотя я знаю, что эти продолжавшиеся 9 дней бои превосходят силы молодежи, — отмечал он, — я принужден требовать выдержки и стойкости. Нельзя допустить того, чтобы фюрер оттянул из решающей битвы на юге ударные дивизии для того, чтобы спасти положение здесь. Этими мыслями каждый командир и солдат должны быть проникнуты, и я прошу и ожидаю, что люди из корпуса фюрера охвачены одной мыслью: мы помогаем нашей стойкостью добиться победы на юге для победы в войне. Вследствие этого все невозможное должно стать легким… Я прошу вас оставить все свои заблуждения и самоуспокоенность, потому что мы переживаем трудные часы. Я прошу вооружить всех. Наконец, я прошу еще раз, невзирая ни на что, закопаться в землю, не отступать и не колебаться. Не сдавать ни пяди земли и отступать в случае и лишь только по приказу»[107].

В документе заметны следы и тональность приказа самого Гитлера, отданного еще в декабре 1941 г., в период зимнего кризиса германской армии под Москвой — так называемого приказа «держаться». Теперь, в августе 1942 г., немцам, попавшим в тяжелую ситуацию под Ржевом, вновь запрещалось отступать без приказа. В резолюции, наложенной на препроводительной к этому письму, командующий Западным фронтом Г. К. Жуков подчеркнул: «Военный совет фронта обращает внимание на исключительно серьезное положение, создавшееся у противника в связи с нашими наступательными операциями. Переписка, по-видимому, относится к корпусу немецкой молодежи, занятой в тылу на оборонительном и дорожном строительстве. Речь идет о ее вооружении и удержании с помощью этих необученных солдат-молокососов обороны. Учтите это крайне тяжелое положение противника». Немецкий трофейный документ предусматривалось довести до командования армий, дивизий и других соединений для использования информации в целях усиления натиска на врага[108].

Однако осуществить намечавшийся разгром не удалось. В снижении ударной мощи частей РККА существенную роль сыграли ошибки, допущенные самим советским командованием еще на этапах планирования и подготовки операции. Разведка Западного и Калининского фронтов имела данные о системе немецких укреплений в основном на только на переднем крае. Несмотря на то, что на отдельных участках (в районах главных атак) плотность нашего артиллерийского огня достигала 170 орудий на километр фронта, а в 20-й армии — целых 266 орудий[109], командование РККА не до конца осознавало, что именно здесь — на ржевском плацдарме — враг имеет наиболее плотные боевые порядки (менее 10 км линии фронта на одну пехотную дивизию), оснащенные всеми средствами инженерного оборудования позиции, развитые в глубину от 80 до 100 км. Играли свою роль и другие факторы: излишняя концентрация живой силы в местах прорыва, не подкрепленная техникой и огнем, что вело не к достижению успеха, а лишь к большим потерям; поспешное (без должной поддержки и разведки) введение в бой танковых соединений, использование бронемашин в лесистой местности; отсутствие плотной поддержки со стороны своей авиации, вылившееся в ходе развития операции в господство люфтваффе на поле боя; ненадежная радиосвязь. Противник, заставляя наши войска вязнуть в боях за укрепленные районы, быстро перебрасывал резервы (включая танковые дивизии) на угрожаемые направления и наносил болезненные контрудары.

Действия советских танковых корпусов в Ржевско-Сычевской операции оставляли не лучшее впечатление. Бронированные кулаки Западного фронта сгорали от огня противотанковой артиллерией врага, гибли в ожесточенных схватках с танковыми соединениями вермахта. Советским войскам не хватало ремонтных мастерских, а имевшиеся часто были в неудовлетворительном состоянии. Многие танки выходили из строя еще до боя, тем самым повторялся печальный опыт 1941 года. Потеря большого количества танков вскоре после введения их в прорыв вынудила Жукова 11 августа 1942 г. издать жесткий приказ, адресованный начальнику автобронетанковыми войсками фронта, прокурору и начальнику особого отдела 20-й армии. Его копия, для предостережения, была отправлена командиру 8-го танкового корпуса М. Д. Соломатину[110]. В документе констатировалось, что «за шесть дней действий, без участия в серьезных боях, в 8 ТК из 181 танка новой матчасти осталось в строю только 63 танка, в т.ч.: КВ — 2; Т-34 — 17; Т-60 — 37 и Т-70 — 7. Усматривая в действиях командования корпуса и бригад явную преступность, ПРИКАЗЫВАЮ: В двухдневный срок расследовать и установить виновников потери материальной части и доведения корпуса до потери боеспособного состояния. Явных виновников в порче и выводе из строя матчасти в 24-х часовой срок судить и расстрелять перед строем танкистов. Командованию корпуса в двухдневный срок собрать корпус, подтянуть всё оставшееся и дать Военному Совету фронта лично письменное объяснение по существу»[111].

Такое распоряжение, конечно, не брало в расчет тех тяжелейших условий местности и характера сражения, с которыми столкнулись советские танкисты под Ржевом. Но, как сегодня представляется, документ появился не только под воздействием больших потерь корпусов, приданных фронту Жукова, но и как реакция на приказ Ставки ВГК, переданный Западному фронту по БОДО накануне, 10 августа. В нем заострялось внимание на том, что утрата танков по техническим причинам в РККА часто превышает боевые потери. В качестве примера приводился Сталинградский фронт, где «за шесть дней боя двенадцать наших танковых бригад, имея значительное превосходство в танках, артиллерии и авиации над противником, из 400 танков вышли из строя 326, из них по техническим неисправностям около 200, причем боевая часть танков оставлена на поле боя». Жукова, несомненно, затрагивала следующая фраза: «Аналогичные потери имели место и на других фронтах». Сталинский стиль решения проблемы целиком угадывается при дальнейшем прочтении документа: «Считая невероятным такой недопустимо высокий процент танков, выбывших их строя по техническим неисправностям, СТАВКА усматривает здесь наличие скрытного саботажа и вредительства со стороны некоторой части танкистов, которые, изыскивая отдельные мелкие неполадки в танке, или умышленно создавая их, стремятся уклониться от поля боя, оставляя танки на поле боя. В то же время безобразно поставленный в танковых частях технический контроль за материальной частью… способствует этим преступным, нетерпимым в армии явлениям». Сталин и Василевский, подписавшие приказ, требовали наладить надлежащий контроль и ремонт вышедших из строя бронемашин, под началом безукоризненно честных техников, а «личный состав, уличенный в саботаже или вредительстве, сводить в штрафные танковые роты… и использовать их на наиболее опасных направлениях». Тем самым считалось, что им будет «предоставлена возможность искупить свою вину». «Безнадежных, злостных шкурников из танкистов» предписывалось немедленно изымать из танковых частей и «направлять в качестве рядовых в штрафные пехотные роты»[112].

Что тут можно сказать? Вновь повеяло атмосферой 1937 года, которая причудливо вписывалась в условия военного времени, особенно после знаменитого приказа № 227. Конечно, можно принять в расчет обстоятельства того трагического периода, но они не оправдывают безосновательного осуждения по принципу — есть факт технической неисправности, следовательно, нужно немедленно наказать виновников. А разбираться в причинах будем потом.

Следует отметить и еще одно обстоятельство, помешавшее достигнуть на центральном направлении летом 1942 г. больших результатов. Несмотря на то, что с трагических поражений 1941 г. прошло уже достаточное количество времени, изменился характер боевых действий, многие военачальники Красной Армии все еще не научились ведению современной войны. Методы их управления войсками оставались зачастую старыми. В их действиях не редко присутствовал шаблон, отсутствие необходимой инициативы. Конечно, опыт постепенно накапливался, но для решительного перелома требовались серьезные кадровые перестановки, для осуществления которых пока не доставало самих кадров, и главное — веры в собственные силы и возможности, обрести которую возможно было только на волне неоспоримого крупного успеха. Летом и осенью 1942 г. на ржевском направлении такие условия еще не созрели. Ни Первая Ржевско-Сычевская операция, ни Вторая (более известная под названием «Марс», ноябрь–декабрь 1942 г.) и привели к ожидаемым результатам.

Попытки деблокады Ленинграда в первой половине 1942 года

При всех ошибках, просчетах, волюнтаристских решениях советское командование принимало максимум мер для снабжения Ленинграда и скорейшего прорыва его блокады. Были предприняты четыре неудачные попытки разорвать вражеское кольцо. Первая — в сентябре 1941 г., на третий день после того, как гитлеровские войска перерезали сухопутные коммуникации с городом; вторая — в октябре 1941 г., несмотря на критическое положение, сложившееся на подступах к Москве; третья — в январе 1942 г., в ходе общего контрнаступления, которое лишь частично достигло своих целей; четвертая — в августе–сентябре 1942 г. Основными причинами неудач являлся недостаток сил и средств, выделенных для прорыва обороны противника.

Любанская операция

В январе 1942 г. Красная Армия, казалось, сумеет добиться успеха не только в центре, но и на флангах огромного советско-германского фронта. Ставка ВГК приняла решение о начале общего наступления Красной Армии. После освобождения Тихвина у советского командования возникли надежды на то, что продолжение наступления Волховского (командующий генерал К. А. Мерецков) и удары Ленинградского фронтов (командующий до июня 1942 г. генерал М. С. Хозин, затем — генерал Л. А. Говоров) разорвут вражеские клещи, сжимавшие город на Неве.

В перспективе Ставка ВГК планировала не только снять блокаду Ленинграда, но и освободить Новгород, Старую Руссу, Сольцы, и, наступая дальше во взаимодействии с Северо-Западным фронтом, нанести группе армий «Север» тяжелое поражение. В результате этого были бы созданы предпосылки для стратегического охвата северного фланга германских войск, что могло содействовать краху немецкой обороны на всем Восточном фронте.

Любанская операция началась 7 января и продолжалась по 30 апреля 1942 года. После форсирования замерзшей р. Волхов, советские войска продолжили наступление. Вскоре Волховский фронт был усилен целыми двумя армиями: 59-й и 26-й (впоследствии 2-й ударной).

Когда войска Мерецкова вели бои за расширение плацдармов, действовавшая в полосе справа от них (между Ладожским оз. и р. Волхов) 54-я армия генерала И. И. Федюнинского (Ленинградский фронт), продолжала вести напряжённые бои на участке железной дороги Мга — Кириши. Этой армии ставилась задача содействовать Волховскому фронту в освобождении Ленинграда от блокады. Войскам 54-й армии и Волховского фронта (4-я, 52-я, 59-я и 2-я Ударная армии) противостояли в полосе между озёрами Ладожским и Ильмень 17 дивизий немецкой 18-й армии (командующий до 16.01.1942 г. генерал Г. фон Кюхлер, с 17.01.1942 г. генерал Г. Линдеманн), входившей в группу армий «Север» (командующий до 16.01.1942 г. фельдмаршал фон Лееб, с 17.01.42. генерал Г. фон Кюхлер). Немцы сумели укрепить свою оборону на направлениях главных ударов советских войск. Они создали сеть опорных пунктов на левом берегу Волхова и под Киришами — на его правом берегу. Советское командование поставило первоочередную задачу — ударами по сходящимся направлениям войсками Волховского фронта и 54-й армии Ленинградского фронта сломить сопротивление противника, выйти к Любани и тем самым окружить любанскую группировку врага. Особая роль в этой связи придавалась расширению плацдарма на западном берегу р. Волхов и быстрому продвижению 2-й Ударной армии. После уничтожения противника под Любанью планировался удар в тыл германских войск, осаждавших Ленинград с юга.

Советское наступление началось еще до подхода всех сил, предназначенных для операции. Продвигаться вперед приходилось по глубокому снегу, в лесной и болотистой местности, преодолевая ожесточенное сопротивление врага. Вскоре дали о себе знать перебои со снабжением: продовольствием, фуражом, боеприпасами. Однако во второй половине января 2-я Ударная армия, прорвав оборону противника, вышла к железной дороге Новгород — Ленинград. К сожалению, другие армии Волховского фронта не смогли в должной мере поддержать прорвавшиеся советские части. Выйдя к Любани, 2-я Ударная армия оставалась связаной с основным фронтом лишь узким коридором прорыва в р-не д. Мясной Бор. Все последующее время, пока передовые соединения армии пытались продвинуться к северо-западу, за эту горловину шли не прекращающиеся бои.

Весь февраль и половину марта советские войска безуспешно пытались взять Любань, но сил для этого уже не хватало. 54-я армия, возобновив наступление, смогла в марте продвинуться на несколько десятков километров к юго-западу, но добиться соединения со 2-й Ударной армией была не в состоянии. К тому же начиналась распутица, и снабжение передовых частей РККА до предела сократилось. Все больше сказывались потери в живой силе, тогда как пополнение поступало скудно и нерегулярно. Войска были измотаны наступательными боями, в то время как немцы, опираясь на надежную систему снабжения, организовали крепкую оборону. Противник не замедлил воспользоваться создавшимся положением на советском фронте. Как только погода позволила использовать авиацию, немцы перешли в контратаки и к 19 марта 1942 г. перерезали линии коммуникаций 2-й Ударной армии у Мясного Бора.

Дополнительная переброска германских соединений не только к горловине прорыва 2-й Ударной армии, но и под Любань сделали бесперспективными дальнейшие попытки расширить плацдарм наступления. Все внимание теперь было сосредоточено на восстановлении связи с основным фронтом. Ожесточенные бои, продолжавшиеся несколько дней, позволили пробить на восток узкий коридор шириной не более 800 метров, который к концу марта был расширен до 2–2,5 км.

После восстановления снабжения, которое оставалось крайне недостаточным (коридор простреливался прицельным огнем с двух сторон, а большую часть припасов советским бойцам приходилось носить на себе по проложенным гатям), 2-я Ударная армия в начале апреля 1942 г. вновь попыталась организовать наступление на Любань. Но и это наступление захлебнулось. Неудачи повлекли за собой замену генерала Н. К. Клыкова на посту командующего армией генералом А. А. Власовым, ранее прибывшим на этот участок с целью инспекции. Положение 2-й Ударной уже на тот период было критическим и продолжало ухудшаться. Соседние объединения (52-я и 59-я армии) безуспешно штурмовали опорные пункты врага и вынуждены были отбивать его все усилившиеся контрудары, в том числе по линиям снабжения 2-й Ударной армии. Вскрывшийся лед на Волхове еще более усложнил ситуацию, тогда как организованное снабжение по воздуху не могло обеспечить всех потребностей войск. Через некоторое время по коридору удалось запустить узкоколейную железную дорогу, но ее эффективность оказалось крайне низкой. 2-й Ударной армии, оказавшейся зажатой во вражеском мешке, стал угрожать голод, — в пищу пошло уже мясо лошадей. Бойцы и командиры сражались из последних сил.

В последний день апреля 1942 г. силы Волховского фронта и 54-й армии, понеся большие потери и израсходовав весь наступательный потенциал, перешли к обороне. Главная задача операции — захват Любани, нанесение поражения группе армий «Север» и деблокада Ленинграда — выполнены не были. Соединения немецкой 18-й армии также были в значительной степени обескровлены и оказались в непростой ситуации[113]. Однако возможностей для возобновления активных действий в виду лучшего снабжения и выгодного оперативного положения у германского командования было больше.

В мае–июне 1942 г. основное внимание Ставки ВГК на северном фланге фронта было приковано к положению в районе Демянска (боевые действия на этом направлении были описаны выше) и на участке 2-й Ударной армии.

С конца апреля командование Ленинградского фронта (в него вошли и армии Волховского фронта — т.н. «Волховская группа войск» фрон-та. — М. М.) и 2-й Ударной армии разрабатывали планы выхода из окружения. В середине мая армия начала медленный отход советских частей к позициям у Мясного Бора. Но немцы решили сыграть на опережение. 30 мая 1942 года они нанесли мощный удар под основания коридора, использовав для этого крупные силы сухопутных частей, поддержанных авиацией. Линии снабжения 2-й Ударной были вновь перерезаны, а ширина барьера, отделявшего ее от основного фронта составила 1,5 км. В котле оказалось более 40 тыс. военнослужащих вместе со своим командующим. Знамя армии было вывезено на большую землю. Снабжение окруженных войск фактически прекратилось, наступил страшный голод, тогда как в полевых госпиталях оставались многие тысячи раненых, которым не могла быть оказана помощь. Прорыв на восток стал единственной возможностью спасти уцелевшие силы.

Испытывая на себе неослабное давление врага части 2-й Ударной продолжали отходить к Мясному Бору. Линия фронта все более сжималась. Управление обессилевшими войсками было нарушено. Многие соединения представляли из себя лишь малочисленные отряды. Ко второй половине июня в котле оставалось чуть более 20 тыс. чел. 21 июня 1942 года ценой невероятных усилий войскам 2-й Ударной и наступающей навстречу 59-й армии удалось пробить узкую брешь во вражеском кольце, ширина которого не превышала 400 метров. В ходе последующих боев эта брешь то расширялась до 1 километра, то сужалась всего до 200 метров.

Выход из котла превратился в хаотичный процесс. Тысячи людей гибли от прицельного огня вражеских пулеметов и минометов, умирали под разрывами бомб. Весь коридор был заполнен трупами, которых некогда было не только захоранивать, но и просто относить с дороги. Через 70 с лишним лет после тех событий поисковики находят не погребенные останки советских воинов, сложивших голову в неравной борьбе с безжалостным противником в окрестностях д. Мясной Бор.

Немцы периодически закрывали кольцо, но коридор вновь пробивался в результате отчаянных советских атак. Последний раз он был открыт в ночь на 25 июня 1942 г., но вскоре опять блокирован — теперь уже окончательно. 27 июня 59-я армия предприняла еще одно усилие прорваться сквозь немецкие позиции, но это привело лишь к напрасным потерям. Оставшимся в окружении бойцам оставалось только надеяться на судьбу и пытаться прорваться на восток в одиночку или мелкими группами. Фактически 2-я Ударная армия была уничтожена. По разным оценкам, из кольца в июле-августе удалось выйти до 15 тыс. чел. Оставшиеся в окружении воины либо погибли, либо попали в руки врага. По немецким данным, им удалось пленить тогда около 30 000 человек, среди которых оказался и командующий армией генерал А. А. Власов[114].

Трагическая судьба 2-й Ударной армии самым неблагоприятным образом сказалась на положении советских войск, стремившихся освободить от блокады Ленинград. Смелые цели, которые преследовали войска Волховского и Ленинградского фронтов, остались не реализованными по целому ряду причин. Среди них: недостаток вооружения, боеприпасов, продовольствия в ходе продвижения вперед, начавшаяся затем распутица и отсутствие необходимых резервов. Но не меньшую роль в неудачных действиях сыграли ошибки советского командования, поставившего перед своими силами первоначально слишком широкие задачи. Оно также не сумело вовремя оценить складывавшуюся ситуацию, когда наступление следовало немедленно прекратить, и оказалось бессильно быстро отвести войска из-под удара противника. Запоздалое принятие решения на отход стало одной из главных причин понесенного поражения.

Теперь Ставка ВГК была вынуждена более скрупулезно учитывать расстановку сил под Ленинградом и готовиться к новым боям по прорыву блокады, привлекая для этого дополнительные резервные силы. Очередная крупная попытка снять осаду города на Неве (не считая локальных боевых операций, которые советские армии осуществляли в июле–августе 1942 г.) была произведена в сентябре–октябре 1942 г. Серия ударов Красной Армии того времени по названию местности, где они проводились, получили название Синявинская операция.

Синявинская операция

Во второй половине августа 1942 г. советское командование планировало осуществить новую крупную операцию по прорыву блокады Ленинграда. Войскам вновь образованного 9 июня 1942 г. Волховского фронта (командующий генерал К. А. Мерецков) предстояло нанести поражение силам противника на мгинско-синявинском направлении и наступать в направлении Невской Дубровки, тем самым соединившись с Ленинградским фронтом. В начале августа основные задачи были определены; главный удар намечалось нанести силами 8-й армии и восстановленной 2-й Ударной армии в районе Синявино. Войска строились в три эшелона, которые в общей сложности включали 16 стрелковых дивизий, 10 стрелковых, 6 танковых бригад и 4 отдельных танковых батальона[115] — всего около 150 000 солдат и офицеров. Поскольку на направлении главного удара оборонялись лишь пехотные части противника, советское командование надеялось осуществить прорыв сходу, еще до подхода вражеских резервов. 55-я армия Ленинградского фронта генерала Л. А. Говорова должна была содействовать Волховскому фронту ударом в направлении р. Тосна, а силами Невской оперативной группы форсировать Неву, и развивать наступление в направлении Синявино.

Как и на центральном направлении, где в то время проводилась Ржевско-Сычевская операция, второй целью наступления под Ленинградом было сковать, насколько это возможно, соединения немецкой группы армий «Север» и не позволить перебросить их на юг — под Сталинград и Кавказ, где разгорались решающие сражения. Генерал армии Мерецков надеялся на успех и считал, что встреча войск Волховского и Ленинградского фронтов произойдет уже на третий день после начала операции[116]. На фронте были предприняты строжайшие меры по маскировке сосредоточения сил (переброска частей в ночное время, радиомолчание и др.), что способствовало тому, что немцы не смогли точно определить состав советской группировки.

Однако германская сторона сумела возвести на участках, где ожидалось советское наступление надежные оборонительные сооружения. Там, где заболоченная почва не позволяла вырыть траншеи, немцы строили специальные заборы. Они вбивали в грунт два ряда кольев, стягивали их проволокой и оплетали ветвями и сучьями деревьев. Пространство между кольями заполнялось бревнами, мокрой землей, камнями. Перед такими укреплениями обычно образовывались рвы, наполненные водой, что представляло собой еще одно серьезное препятствие и увеличивало потери атакующих сил[117]. Более того, командование вермахта не собиралось только отсиживаться в обороне, оно также намечало нанести удар по Ленинграду и попытаться взять город, падение которого считалось одной из главных задач в войне на Востоке еще со времени разработки операции «Барбаросса». Согласно директиве фюрера №45 от 23 июля 1942 г., операция по захвату Ленинграда группой армий «Севере» получала первоначальное название «Волшебный огонь». В группу армий «Север» перебрасывался штаб и соединения немецкой 11-й армии Э. Манштейна, которая только что завершила штурм Севастополя. Немцы намеревались придерживаться следующего плана действий: сначала разрушить город воздушными бомбардировками и артиллерийским огнем, а затем уже штурмовать его укрепления. Руководство вермахта приступило к тщательной проработке операции сразу же после завершения боев на любанском направлении. Ее план неоднократно обсуждался в гитлеровской ставке. 19 июля Генеральный штаб сухопутных войск Германии проинформировал командование группы армий «Север», что «в настоящее время имеются соображения… начать наступление на Ленинград с задачей овладеть городом, установить связь с финнами севернее Ленинграда и тем самым выключить русский Балтийский флот». Город на Неве, как Гитлером и было задумано ранее, обрекался на полное уничтожение; его определенно собирались стереть с лица земли[118].

Несмотря на то, что исчерпывающих сведений о противостоящих силах РККА у немецкого командования не было, оно догадывалось о подготовке советской стороны к активным действиям и желало упредить ее, попытаться нанести ей поражение без привлечения дополнительных сил, выделенных для захвата Ленинграда. Наступление должно было начаться не позднее 14 сентября. Штаб 11-й армии прибыл под Ленинград уже в конце августа. Германские войска усиливались авиацией и орудиями крупного калибра. Дальнобойная артиллерия получила дополнительные боеприпасы для планомерного уничтожения жилых домов города на Неве.

К операции, которая получила окончательное название «Северное сияние», привлекались силы 11-й и 18-й немецких армий (всего 12 дивизий и отдельные части усиления). Общее руководство наступлением было возложено в начале сентября на фельдмаршала Э. Манштейна. Немцам предстояло форсировать Неву, соединиться с финскими войсками на Карельском перешейке и взять Ленинград. Все говорило о том, что защитников города на Неве ожидают новые испытания. Сведения о переброске 11-й армии на север и подготовке вражеского удара были известны советской разведке. Но, равно как и немцам, ей не удалось получить полных данных о составе противостоящей группировки и ее намерениях. С целью отвлечь внимание противника от направления главного удара советская сторона провела в июле-августе ряд частных операций на Ленинградском (42-я и 55-я армии) и на Волховском (4-я и 59-я армии) фронтах, сумев в кровопролитных боях освободить несколько населенных пунктов. Приближался час решительного штурма немецких позиций. Документы Военного совета Ленинградского фронта показывают, что со своей стороны войска генерала Говорова поочередно разрабатывали сразу два плана наступления. Один из них (подготовленный не позднее 11 августа) был озаглавлен весьма многообещающе: «Операция по окружению и уничтожению Синявинско-Шлиссельбургской группировки противника совместными действиями Ленинградского и Волховского фронтов в августе 1942 г.». Ставка ВГК предписывала фронту Говорова прорвать оборону противника на колпинском направлении, форсировать р. Тосна и выйти на ее восточный берег. Главной задачей являлось: «Во взаимодействии с Волховским фронтом снять блокаду Ленинграда». Интересно, что в первом варианте плана были зачеркнуты слова, которые, как представляется, не достаточно четко нацеливали на прорыв вражеского кольца, а требовали всего лишь «уничтожить противостоящую группировку противника и содействовать Волховскому фронту в захвате рубежа р. Мга»[119].

Ленфронт должен был внести весомую роль в предстоящем наступлении, причем направление удара было выбрано несколько в стороне от места предыдущих попыток взломать германскую оборону в р-не Московской Дубровки. Теперь внимание было перенацелено на участок, отстоящий оттуда в 15–20 км к юго-западу. Считалось, что немцы не будут здесь ежечасно ожидать прорыва, и их можно не только вытеснить, но и «окружить», добиться решительно перелома на данном театре военных действий. Такая задача не учитывала реальных возможностей Ленфронта, тем более встречи его войск со свежими резервами противника. К недостаткам колпинского направления необходимо было отнести большее расстояние, отделявшее 55-ю армию от соседнего Волховского фронта, чем со стороны Невской оперативной группы, «растягивание правого фланга ударной группировки, подверженного удару с юга», по мере наступления. Серьезным был и противник. Несмотря на свою относительную малочисленность на передовых позициях, здесь оставались закаленные и фанатичные части эсэсовцев (дивизия СС «Полицай»). Длительное пребывания в обороне дало возможность врагу расширить ее глубину до 6 км, создать десятки огневых точек, несколько рядов колючей проволоки. Сама местность была союзником обороняющейся стороны — болота, леса, водная преграда р. Тосна. Имевшиеся здесь цеха разрушенных промышленных предприятий служили опорными пунктами немцев. Ожидалось, что командование 18-й армии вермахта сможет перебросить из своего оперативного резерва до двух–трех пехотных дивизий, чтобы парировать советский удар. Тем не менее, Говоров и командующий 55-й армии рассчитывали на успех, собрав в ударной группе целых пять стрелковых дивизий, одну танковую бригаду, 600 орудий разных калибров, с плотностью огня на главном направлении 75 орудий на 1 км фронта, 150 истребителей и 110 штурмовиков и бомбардировщиков. Начало операции (которая была рассчитана всего на 5–6 дней) определялось генералом Говоровым и членом Военного совета Ленфронта, секретарем ЦК ВКП(б) Ждановым сроком «выхода ударной группировки Волховского фронта в район Синявино», но готовность войск к действиям не позднее 23 августа[120].

Однако еще ранее этой даты советское командование получило подтверждение о появлении вблизи фронта новых германских частей. Следовало полагать, что дополнительно к соединениям 18-й немецкой армии, располагавшей более 300 тыс. чел., к Ленинграду прибывают дивизии 11-й армии Манштейна. Поэтому войска Ленинградского фронта решили начать наступление раньше — 19 августа. К этому времени Волховский фронт еще не завершил своей подготовки к операции. 55-й армии удалось добиться первоначального успеха и взять н. п. Ивановское и Усть-Тосно. Однако дальнейшее продвижение было приостановлено подошедшими вражескими резервами. Предназначенные для наступательной операции дивизии Манштейна были вынуждены сходу вступать в оборонительные бои против атакующих советских частей. Они несли значительные потери, но к началу сентября сумели сдержать советский натиск. Командование Ленфронта было вынуждено на этом участке прекратить атаки и отступить, оставив за собой лишь небольшой плацдарм на правом берегу реки Тосна в районе д. Ивановское.

Смертельная мясорубка, в которой на небольшой территории перемалывались и истекали кровью атакующие части РККА и контратакующие части немцев, тем временем продолжалась. 27 августа к операции присоединилась 8-я армия Волховского фронта, нанеся главный удар частями 6-го гвардейского стрелкового корпуса. И хотя артиллерийская подготовка была мощной, при участии дивизионов гвардейских минометов, в первый день советским частям удалось продвинуться всего на 1,5–2 км. На второй день успех был более внушительным. 19-й гвардейской стрелковой дивизии, преодолевая ожесточенное сопротивление противника, удалось преодолеть 5 км и выйти на подступы к Синявино. Но контрудары противника, в которых участвовали не только пехотные, но и танковые подразделения (в т.ч. несколько новейших танков «Тигр»), поддержанные массированными атаками люфтваффе, сделали дальнейшее продвижение вперед трудно выполнимой задачей. Большие потери 8-й армии (за первые пять дней до 16 тыс. чел.) предопределили необходимость срочного введения в бой сил второго эшелона прорыва (4-й гвардейский стрелковый корпус). Ему ставилась задача выйти к Неве у пос. Анненское. Продвинувшись на расстояние около 10 км, корпус исчерпал свои силы и не смог достигнуть Невы. Проведя перегруппировку, командование Волховского фронта возобновило наступление 9 сентября, бросив в наступление 2-ю Ударную армию, которой были подчинены ослабленные в предыдущих боях 4-й и 6-й корпуса. Однако и она, понеся большие потери, не выполнила поставленной задачи.

К этому времени у Ленинградского фронта был разработан новый план операции по нанесению встречного удара. Вновь внимание возвращалось к району Дубровки. Главный удар должна была нанести Невская оперативная группа (НОГ) на синявинском направлении с целью соединения с войсками Мерецкова. После форсирования Невы на участке 4-х км (Пески, Выборгская Дубровка) ударной группе НОГ предстояло продвинуться в сторону Арбузово, Синявино — «по кратчайшему направлению к войскам Волховского фронта». Силы, выделенные для наступления, состояли из двух стрелковых дивизий, одной стрелковой бригады и 3-х батальонов легких танков. Плотность артиллерийского огня — 70 орудий на километр фронта; к прикрытию с воздуха привлекались ВВС Ленфронта и Краснознаменного Балтийского флота. Расчет операции — 3 дня. Начало — 9 сентября, во второй половине дня[121].

Начавшийся прорыв Невской оперативной группы навстречу Волховскому фронту, равно как и все предыдущие, не принес решающего успеха. Советским соединениям, ценой невероятных усилий удалось захватить лишь небольшой плацдарм на левом берегу Невы, но дальнейшее наступление натолкнулось на уничтожающий вражеский огонь и вскоре захлебнулось. В одном из документов Военного совета Ленфронта отмечалось, что противник, изначально имевший на восточном берегу Невы 227-ю пд (но в дальнейшем усилившийся за счет армии Манштейна. — М. М.) оказывал НОГ сильное сопротивление. Изучая тактику действий наших войск, вражеское командование меняло и свое поведение. Днем на переднем крае обороны немцы оставляли лишь небольшие подразделения, тогда как главные силы укрывались от советского огня в ближайшей глубине. В момент нашего наступления германская сторона, не дожидаясь окончания форсирования реки, наносила мощные артиллерийские и воздушные удары по переправочным средствам. Против захваченного плацдарма немедленно проводилась короткая, но мощная контратака с целью сбросить советских бойцов в воду[122]. Ситуация в полосе действия НОГ осложнялась по мере роста боевых возможностей германской группировки. Немецкое верховное командование осознало, что их собственная операция может быть поставлена под большой вопрос, поэтому Гитлер приказал Манштейну в срочном порядке взять на себя руководство сражением. Бывший фельдмаршал вермахта вспоминал, что к тому времени «стало ясно, что советская сторона, используя крупные силы, организовала наступление с целью прорыва блокады Ленинграда; этим наступлением противник, очевидно, хотел упредить наше наступление. 4 сентября вечером мне позвонил Гитлер. Он заявил, что необходимо мое немедленное вмешательство в обстановку на Волховском фронте, чтобы избежать катастрофы. Я должен был немедленно взять на себя командование этим участком фронта и энергичными мерами восстановить положение. Действительно, в этот день противник в районе южнее Ладожского озера совершил широкий и глубокий прорыв занятого незначительными силами фронта 18 армии… И вот вместо запланированного наступления на Ленинград развернулось «сражение южнее Ладожского озера»… Прежде всего, нужно было остановить продвижение противника имеющимися под руками силами нашей 11-й армии»[123]. Ожесточенные схватки вели к большим потерям с обеих сторон. Некоторые советские дивизии теряли в день не менее 500 чел. Подход свежих немецких дивизий и их быстрое введение в бой решило исход дела. Германские контрудары заставили советские соединения перейти к обороне, а затем начать отступление. К 20 сентября немецкие части охватили район советского прорыва на Волховском фронте и готовили разящие удары под основание выступа. На следующий день они начали свою атаку и быстро добились успеха, окружив 25 сентября большую часть сил 2-й Ударной и 8-й армий в районе Гайтолово. Германская авиация постоянно висела в воздухе. Она волнами заходила над позициями Красной Армии, не давая советским бойцам поднять головы. Анализируя ситуацию, Э. Манштейн отмечал, что советское наступление удалось остановить только в результате напряжения всех сил: «После сосредоточения прибывших к этому времени остальных дивизий армии, — вспоминал он, — штаб мог начать решающее контрнаступление. Контрнаступление было организовано с севера и юга, из опорных пунктов уцелевшего фронта, чтобы отрезать вклинившиеся войска противника прямо у основания клина. К 21 сентября в результате тяжелых боев удалось окружить противника. В последующие дни были отражены сильные атаки противника с востока, имевшие целью деблокировать окруженную вражескую армию прорыва. Та же судьба постигла и Ленинградскую армию, предпринявшую силами 8 дивизий отвлекающее наступление через Неву и на фронте южнее Ленинграда»[124].

Положение советских окруженных частей было чрезвычайно трудным, им грозило полное уничтожение без поддержки извне. Лишь благодаря остающимся разрывам в линии немецкого кольца и переброски дополнительных резервов, часть сил 8-й и 2-й Ударных армий смогли избежать худшей участи и пробиться на восток 29–30 сентября 1942 г. Особую роль в спасении окруженцев сыграли действия 73-й морской стрелковой бригады, удержавшей узкий коридор, ведущий к основному фронту в районе Тортолово. Однако потери советских войск были чрезвычайно высокими. Согласно докладу Мерецкова начальнику Генерального штаба от 10 октября, потери только убитыми и пропавшими без вести составили 4687 человек. Из окружения вышли 4684 человека 2-й Ударной армии и 2610 человек из 8-й армии. По немецким данным, в плен попало около 12 тыс. советских бойцов, было захвачено много единиц техники и вооружения[125]. Ставка ВГК, осознав, что дальнейшее продолжение операции по деблокаде Ленинграда ни к чему не приведут, приказала 3 октября перейти к обороне и прочно закрепиться на занимаемых позициях

К 10 октября в основном закончилась и операция Невской оперативной группы Ленинградского фронта. Ситуация в районе Московской Дубровки изначально осложнялась тем, что немцы еще в апреле сумели очистить от советских войск знаменитый «Невский пятачок» на левом берегу реки. Захваченный первый раз еще в сентябре 1941 г. этот советский плацдарм представлял собой небольшой клочок земли вдоль обрывистого, высокого берега реки, шириной до 2-х км и в глубину 500–600 м. Он простреливался со всех сторон ружейно-пулеметным и артиллерийско-минометным огнем. Враг не раз пытался скинуть бойцов Красной Армии в воду. Потери с обеих сторон были очень большими. Всю зиму 1941–1942 г. на плацдарме шли позиционные бои. К апрелю 1942 г. плацдарм оборонял 330-й стрелковый полк 86-й сд, он держал оборону по фронту 3,8 км. 24 апреля 1942 г. на р. Неве начался ледоход, который отрезал полк от правого берега. Противник воспользовался этим и после ожесточенных боев 29 апреля, расчленив боевые порядки полка, вышел к Неве. Связь с плацдармом окончательно прервалась. В живых остался только начальник штаба полка, майор Александр Соколов, который, будучи мастером спорта по плаванию и чемпионом Приволжского военного округа, сумел, несмотря на ранение, переплыть холодную Неву.

26 сентября 1942 г. войска Невской оперативной группы в составе 70, 86-й сд и 11-й стрелковой бригады снова овладели плацдармом на левом берегу р. Нева в районе д. Арбузово и Невской Дубровки. Однако развить наступление советскому командованию враг не дал. Потери наших частей только до конца сентября составили здесь около 10 тыс. чел. Ситуация не изменилась даже после того, как на «Невский пятачок» было переправлено 26 танков[126]. Враг имел подавляющее превосходство в воздухе и подвергал плацдарм непрерывному обстрелу артиллерии и минометов. 5 октября 1942 г. Ставка ВГК решила операцию Невской группы прекратить и отвести основные силы на правый берег Невы.

Оставшиеся на плацдарме бойцы и командиры, тем не менее, продолжали вести борьбу за него вплоть до прорыва блокады Ленинграда в январе 1943 г. За мужество и героизм, проявленные при форсировании р. Невы и захват плацдарма, 70-я сд была первой на Ленинградском фронте преобразована в гвардейскую и стала именоваться 45-й гв. сд. Одна из рот 329-го сп этой дивизии вошла в историю обороны Ленинграда, как полностью орденоносная — все 114 человек ее л/с награждены орденами и медалями.

«Невский пятачок» наши части удерживали около 400 дней. Этот небольшой участок земли стал одним из символов героизма советских воинов, отстоявших город на Неве. Многие тысячи защитников плацдарма погибли, но не сдали своих боевых позиций. Осенью 1941 г. в боях на «Невском пятачке» принимал участие и был тяжело ранен В. С. Путин — отец президента России. В январе 1943 г. войска, расположенные на плацдарме, оказали существенную поддержку главным советским силам, наконец-то разорвавшим вражеское кольцо в ходе операции «Искра».

Попытки деблокировать Ленинград в ходе Синявинской операции стоили большой крови. По опубликованным данным, Ленинградский и Волховские фронты, части Балтийского флота и Ладожской войной флотилии с 19 августа по 10 октября 1942 года лишились 113 674 человек, из них 40 085 безвозвратно[127]. По данным оперативного отдела штаба группы армий «Север», в период проведения войсками Волховского фронта Синявинской наступательной операции с 28 августа по 30 сентября потери немецких войск составили 671 офицер и 25 265 унтер-офицеров и рядовых. Из этого числа 172 офицера и 4721 солдат были убиты. Наибольший урон понесли подразделения пехоты и военно-инженерные части[128].

Немцы смогли удержать захваченную под Ленинградом территорию и нанести Красной Армии большой урон, который значительно превосходил их собственный. Блокада Ленинграда не была прорвана, но и командованию вермахта не удалось выполнить свою главную задачу — захватить город и соединиться с финскими войсками. Советские жертвы не были напрасными. В целом, стороны занимали к началу октября 1942 г. примерно те же позиции, что и до начала активных боевых действий. Однако расчеты германского командования захватить город на Неве также оказались тщетными. Враг был скован отчаянными попытками советских войск переломить в свою пользу ход сражения. Добавим, что группе армий «Север» не удалось перебросить какие-либо резервы на южный фланг Восточного фронта. Более того, решение Гитлера перебросить после захвата Севастополя 11-ю армию Манштейна не на Кавказ или в направлении Сталинграда, а под Ленинград, способствовало ослаблению германского натиска на юге России, что, в конечном итоге, стало одной из причин поражения вермахта на берегах Волги и в предгорьях Главного Кавказского хребта.

Ошибки и просчеты проведения Синявинской операции, среди которых выделяются отсутствие необходимой координации действий Волховского и Ленинградского фронтов, неумелое введение в бой танковых частей, слабое знание уязвимых мест вражеской обороны (за что несет ответственность фронтовая разведка), ненадежная связь, и конечно, неспособность обеспечить господство в воздухе советской авиации очевидны. Необходимо добавить к этому и имевшее место отвратительное управление войсками со стороны ряда военачальников, их нежелание считаться с потерями во время фронтальных атак. На участках прорыва не было создано подавляющего превосходства в артиллерии, хотя по общему количеству орудий советские войска превосходили противника в два раза. Отсутствие у наших генералов гибкости и смекалки в принятии решений вело к запоздалым приказам о перенесении направлений ударов. В последующий период — во второй половине 1942 г. — командование РККА занялось активным изучением и исправлением допущенных ошибок, что обеспечило более целенаправленное планирование и тщательную подготовку к прорыву кольца вокруг Ленинграда, произошедшему уже в январе 1943 г.